Почти весь день мы провели в разговорах. Солженицын много критиковал Горбачева, которого осуждал за то, что тот “год за годом топтался на месте”. Меня удивило, что Солженицын ни намеком не дал понять, что он рад победе, для которой столько сделал, — победе над коммунистическим режимом. “В августе 1991-го мы с женой были счастливы, когда по телевизору показывали снятие с постамента перед КГБ памятника Дзержинскому. Но я чувствовал, что это еще не окончательная победа. Я хорошо знал, как прочно вплетен в ткань жизни коммунизм. И что мы делали? Что делал Ельцин? Мы, позабыв обо всем, сражались друг с другом. Это продолжается и теперь. Страна в руинах. Праздновать рано. Почему я так долго молчал о Горбачеве? Слава богу, что-то началось, но началось очень плохо. Что ж теперь — веселиться или горевать? Веселиться рано. Я не мог отправиться в августе 91-го в Москву и выпивать там с Ельциным шампанское перед Белым домом. Сердце еще не весело[160]».

Сейчас, он сказал, он надеется не на появление новой империи, не на возрождение великой державы, но просто на развитие “нормальной страны”. И ему пора принять участие в этом. Его жизнь стала отражением всех бед советского режима: коммунистическая юность, война, тюрьма, лагерь, борьба с Кремлем, изгнание… И теперь, в возрасте 75 лет, он замыкал круг. У него уже были билеты домой. “Даже в худшие времена я знал, что вернусь домой, — сказал он. — Безумие, никто в это тогда не верил! Но я знал, что однажды вернусь домой и умру в России”.

Дэвид Ремник

январь 1994 г.

Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников. Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь. В прошлом журналисты, историки и дипломаты, писавшие о России и Советском Союзе, всегда с осторожностью благодарили своих друзей и информантов. Сейчас я с огромным облегчением и надеждой чувствую, что этого ограничения больше нет.

В годы заката Советского Союза мне довелось брать интервью у сотен людей, у некоторых — по многу раз, иногда эти разговоры длились несколько часов, иногда это были короткие обмены фразами в кремлевских коридорах или на скамейке в парке. Поначалу риски были те же, что и раньше. Я помню, как разговаривал с украинским правозащитником Богданом Горынем в львовском парке, где нас не могли подслушать или арестовать. А незадолго до возвращения в Нью-Йорк я говорил с Богданом уже в независимом украинском парламенте, где он был влиятельным депутатом. В разделе “Источники” я указываю самые важные для этой книги интервью.

Главные уроки в Москве я получил благодаря дружбе — дружбе с теми людьми, которые впускали меня, мою жену Эстер Файн и нашего сына Алекса в свой дом, в свою жизнь. Об этих людях нельзя просто сказать, что это были “информанты”. Великолепная переводчица и журналистка Маша Липман неустанно трудилась в The Washington Post и внесла огромный вклад в эту книгу. Мне посчастливилось называть ее своим другом. Я всегда мог рассчитывать на ее мудрые советы, на ее наблюдательность, позволявшую ей подмечать в окружающем глупость и абсурд. Муж Маши Сережа Иванов, также мой друг, помог мне пробраться сквозь академические и исторические чащобы. Еще двое из четверки друзей, Маша Волькенштейн и Игорь Примаков, стали и моими добрыми друзьями и учителями. Затем я хочу поблагодарить Гришу Казовского и Лелю Кантор, Юдифь и Эммануэля Лурье, Эдуарда Гладкова, Мишу и Флору Литвиновых и многих других.

Американский журналистский корпус в Москве был великолепен. Я хочу выразить признательность хотя бы некоторым из моих друзей-журналистов: Фрэнку Клайнсу, Биллу Келлеру и Энн Купер, Джеффу и Гретхен Тримблам, Ксану и Джейн Смайли, Айлин О’Коннор и Джону Билотту, Джонатану Сандерсу, Лори Хейс и Фену Монтейну, Марко Полити. Благодарю своих коллег по московскому бюро The Washington Post: Элеанор Рэндольф, Гэри Ли, Фреда Хайата, Маргарет Шапиро. Моим начальником и главным рабочим партнером был Майкл Доббс, человек незаменимый и как друг, и как коллега. Лиза Доббс неизменно выказывала моей семье знаки дружбы — так же, как демонстрировала Москве, что такое свободное предпринимательство.

И в США, и в России мне помогали многие ученые и гуманитарии. Среди них — Ричард Пайпс, Стивен Коэн, Арсений Рогинский, Леонид Баткин и Наталья Иванова.

В The Washington Post моей московской работе помогал целый ряд редакторов. Я особенно благодарен Майклу Гетье, Дэвиду Игнатиусу и волшебнику Джеффри Фрэнку — за их советы и редактуру постоянно поступавших от меня текстов. Спасибо также Бену Брэдли, Леонарду Дауни, Роберту Кайзеру, Дону Грэму и Катарин Грэм: благодаря им я смог очутиться в одном из лучших для журналиста мест.

Мой новый дом — журнал The New Yorker, и в первую очередь я хочу поблагодарить Роберта Готтлиба и Пэт Кроу за публикацию отрывка из этой книги, а Тину Браун и Рика Хертцберга — за то, что такие публикации стали регулярными.

Когда я еще работал в Москве, Барбара Эпстайн предложила мне писать для The New York Review Of Books. С тех пор я видел от нее только доброе отношение, прекрасную редактуру и нескончаемый поток посылок через Federal Express. Барбара, Джефф Фрэнк, Маша Липман и Сережа Иванов очень внимательно прочли рукопись этой книги и внесли ценные поправки.

Я также признателен совету по международным отношениям, от которого в 1991–1992 годах получал стипендию Эдварда Мерроу. Благодаря ей у меня были время, место и спокойная обстановка для работы.

Ум, остроумие и профессионализм Джейсона Эпстайна из издательства Random House нельзя сравнить ни с чем. Мой агент Кэти Роббинс в работе со мной проявляла чудеса терпения и давала хорошие советы. В начале работы я получил важные советы по редактуре от Линды Хили.

И до, и во время, и после моей работы в Москве мои родные и друзья всецело поддерживали меня. Родители благословили мое возвращение на нашу родину. Я потрясен силой их духа и всегда буду благодарен за их безоговорочную любовь и поддержку. Мой брат Ричард, его жена Лиза Фернандес, моя бабушка Мириам Сайгел также помогали нам. Всех их я люблю и благодарю. Родители Эстер — Мириам и Химан Файн — отпустили со мной свою дочь в место, которое казалось им страшным, а затем навестили нас там. Они чудесные люди. Стив Фишер помог мне разобраться в премудростях компьютера.

Эрик Льюис, Элиза Хоффманн, Ричард Броуди, Майя Николич, Марк Фишер, Джоди Гудман, Майкл Спектер, Александра Стэнли, Генри Аллен — все они доказали свою дружбу на деле, невзирая на расстояния.

Мой сын Александр Бенджамин, названный в честь своих прапрадедов, родившихся в последней на Земле империи, немного припозднился к представлению: он родился посреди XXVIII (и последнего) съезда КПСС. Но, появившись на свет, он покорил сердце Москвы. Позже родился наш второй сын Ноа Сэмюел. Я очень надеюсь, что когда-нибудь и Алекс, и Ноа посетят демократическую, процветающую Россию.