Есть мнение, что первоначально, выступая в поход, Теодорих Великий, которому не исполнилось еще и сорока лет, весьма смутно представлял свой политический статус, если война окончится победой. Провозглашенный в 493 г. королем Остготского королевства, он, конечно, не собирался подчиняться власти Римского императора, желая самостоятельно решать все вопросы. Но, с другой стороны, великий остгот был человеком своего времени, для которого Римская империя также являлась зримым образом мирового правопорядка, а ее глава, император, чем-то неприкосновенным и священным. Покушаться на его власть означало покушаться на замысел Провидения, что нормальное религиозное сознание принять никак не могло.

Самый простой способ адаптации заключался в том, чтобы войти в политическую структуру Римской государственности. Но Теодорих пошел несколько дальше: он сохранил римские политические институты, однако подчинил их своей власти, оставил римскую аристократию и даже защищал оружием своих солдат, заставив одновременно с этим ее служить себе. Более того, понимая глубоко в душе, что его соплеменники обречены на романизацию, великий остгот заявил, что пришел защищать древние права и ценности римского народа. В одном из посланий к населению страны Теодорих писал: «Вам следует без сопротивления подчиняться римским обычаям, к которым вы вновь возвращаетесь после длительного перерыва, ибо должно быть благословенно восстановление того, что, как известно, служило процветанию ваших предков. Обретя по Божественному соизволению древнюю свободу, вы опять облачаетесь в одеяния римских нравов»[1087].

Да, римские сенаторы потеряли почти третью часть своих земель, которые отошли завоевателям. Но само отчуждение происходило в полном соответствии с римскими законами о расквартировании войск – hospitalis. И оставшиеся земельные наделы были защищены самым надежным способом. Население по-прежнему платило налоги, устраивало празднества, избирало магистратуры (те, которые остались после прежних административных реформ). Впрочем, в Галлии следы прежней римской цивилизации в силу объективных причин сохранились в ослабленном виде. В целом в лоне римской культуры создалось два общества – завоевателей и завоеванных[1088].

Обозначившийся политический и правовой дуализм проявлял себя и в том, что ни один гот не имел права войти в состав римских публичных учреждений, и ни один варвар никогда не представал и перед римским судом – их судил только готский военный трибунал. Готы всегда дистанцировались от римлян по национальному признаку, и законом им было запрещено жениться на римлянках[1089].

Потеря Италии сказалась самым благоприятным образом на состоянии дел на Востоке. Следует констатировать, что таким способом Восток полностью освободился от засилья германского элемента, в то время как Запад окончательно был завоеван ими[1090].

Хотя Зенон и не признал Теодориха законным правителем Италии, тот нисколько не беспокоился этим фактом. В большей степени его волновал вопрос укрепления личной власти и адаптация римских учреждений под остготские порядки. Не разрушая римской администрации, он тем не менее установил свои королевские суды, королевские комитеты и королевскую стражу. Король начал чеканить собственную монету, где наряду с изображением императора присутствовала и его монограмма. Если Теодорих считал, что римские учреждения функционируют плохо, он решительно вмешивался в их работу и поправлял. Иными словами, действовал как полновластный правитель Италии, круг полномочий которого едва ли кто-то смог бы ограничить[1091].

Как политический гений своего времени, он не удовлетворился привычными желаниями ограбить захваченную территорию и затем бросить ее. Теодорих внимательно следил за тем, чтобы римская культура не ассимилировала его германцев. Объективно при продолжении господства остготов в Италии через некоторое время это грозило либо вызвать серьезный политический и культурный конфликт между римлянами и остготами (что, кстати, вскоре и произойдет), либо требовало германизировать все институты Древнего Рима. Сохранилось одно из посланий Теодориха правителю провинции, некоему Севериану, в котором остгот, нисколько не сомневаясь в своих полномочиях, отдает поручения римским чиновникам и сборщикам податей, обрамляя свои приказы общими рассуждениями о справедливости. «Разумная справедливость, – пишет он, – требует, чтобы сильнейшие были обуздываемы, и чтобы через то прелесть мира и тишины распространялись одинаково на всех… Мы часто получаем жалобы наших подданных из провинции…», и далее по тексту[1092].

Особенно обращает на себя внимание словосочетание «наши подданные». Конечно, вопрос легитимности власти в глазах итальянцев серьезно волновал Теодориха. Титул «rex» звучал очень сомнительно для римского уха, и оскорблял патриотические чувства итальянцев, как понятие, напрямую связанное с тиранической властью германцев. Поэтому Теодорих настойчиво проводил ту мысль, что его поход в Италию санкционирован императором Зеноном, а сам он, принадлежащий к ветви королевской династии Амалов, обладает высшим римским титулом magister militum[1093].

Остготы по-прежнему благоговели перед властью Римского императора, но при помощи сановников Теодорих пытался обосновать ту мысль, что василевс не является единственным сувереном и источником политической власти всех остальных правителей. Он являет собой лишь образ, которому должны следовать остальные правители, но сама королевская власть отнюдь не делегирована императором, а представляет собой самостоятельное целое[1094].

Так заканчивала свое существование Западная Римская империя, отныне ставшая территорией Остготского королевства. Что стало причиной этой трагедии? Бесталанность прежних Западных императоров, слабость римских политических институтов, слабость общественных связей? Но, как мы видели, Теодорих вовсе не считал римскую администрацию отжившей и вполне удачно использовал в своих целях. Слабости императоров также едва ли могут быть положены в основу падения Западной империи – многие самодержцы, лично нелицеприятно характеризуемые современниками и Церковью, являлись умелыми государями, глубоко чувствующими свои задачи и ответственность за судьбу родины. Может быть, варварские нашествия оказались более разорительными на Западе, чем на Востоке? Но и это утверждение будет весьма и весьма условным, так как восточные границы отнюдь не менее регулярно испытывали на себе удары остготов, славян и арабов. Кроме того, нельзя забывать, что у Константинополя был один сильнейший враг, от которого, по счастью, был свободен Рим – Сасанидская Персия, самая могущественная после Римской империи держава современности. И почему же Восток выстоял и окреп в этой борьбе за существование, а Рим – не смог? Дело заключается в том, что сила политических и гражданских институтов Восточной империи – плоть от плоти римских, которые удержались и своевременно модифицировались благодаря силе императорской власти, ее стабильности и крепости.