сотенных с татарами нельзя было проскакать другим путем, а попасть туда нужно было как можно скорее, пока еще оставалась надежда застать кого-то из дворян живым и не плененным. Если воевода принял решение двинуться на помощь Никифору и его отряду – а никакого другого решения принять Борис Семенович и не мог, даже если бы и не был никифоровым отцом – медлить не имело ни малейшего смысла. Тяжело вздохнув, Артемонов поскакал дальше.

Бунаков же и Кровков со своими ротами оказались уже вскоре на невысоком пригорке, откуда хорошо было виден луг за речкой, где уже заканчивалась битва поместной конницы с татарами, и исход ее был ясен.

– Похоже, все, Демид Карпович, опоздали, – покачивая головой, пробормотал Агей.

– А ты меньше размышляй, Агейка, не твое это, – покраснев, раздраженно отвечал Бунаков, – Хоть все поляжем, а ребят выручать надо.

– Погоди, Демид Карпович! Ну кого мы выручим, сам подумай? Тут, должно быть, тумен, но уж не меньше тысяч пяти. А нас целых человек триста будет. Ладно бы, еще бой шел, а то ведь… Через полчаса будем как они – в ремнях или на том свете, а кто пушкарей и стрельцов прикроет, как им приступ вести? Получается, сперва нас татарва порубит, а потом уже и остальных, не торопясь.

Бунаков покраснел еще сильнее.

– Да знаю я все, что ты мне, как дьячок, уроки читаешь. Как в глаза будем потом друг другу смотреть, если их бросим? А князю Борису? У тебя сыновья есть ли, Агей?

– Да то-то и оно, Демид Карпович, что смотреть некому будет, если сейчас погорячимся зря.

– Вот что, Агей, ты как хочешь, а я так не могу, не привык. Хотя и поспорить с тобой трудно. Сделаем так…

Как собирался сделать капитан Бунаков, Агей не услышал, поскольку позади них, со стороны крепостных ворот, раздалось ржание и топот коней, тем более пугающие, что они не сопровождались ни воинственными криками, ни звуками труб или барабанов. Повернувшись, они увидели большой отряд литовской конницы, стремительно скакавший в сторону расположения стрельцов и пушкарей по тому же самому узкому проходу вдоль крепостных стен, где недавно прошли они сами. Не сговариваясь, капитан и майор от души выругались, и пришпорили коней.

Ни поражение дворянской конницы, ни проход московских рейтар и драгун мимо ворот крепости, не остались незамеченными осажденными. Получая донесения о неудачной атаке сотенных, Ролевский еще сомневался, но увидев спешащие вдаль отряды немецкого строя, он решительно приказал всем конникам готовиться к вылазке. Когда всадники выехали из крепости, над ближайшей рощей поднялась в небо большая стая ворон, и с криками полетела вдаль.

– Добрый знак! Не ждут они нас сегодня! – подбодрил Ролевский своих спутников.

Выстрелы цепи стрельцов, частью засевших в шанцах, а частью – прикрывшихся полупиками, и охранявших наряд , раздались раньше, чем литовские гусары и драгуны их увидели. Ролевский приказал не снижать скорости, и атаковать стрельцов сходу. Однако пока всадники добрались до построений пехоты, гусары и, особенно, слабее защищенные драгуны, понесли большие потери от плотного огня пехоты. Добравшись, наконец, до противника, поляки принялись с остервенением рубить стрельцов, однако успешно это удавалось только гусарам, тогда как драгуны, пойдя в непривычный им конный бой, изрядно страдали как от пик, так и от бердышей обороняющихся. Несмотря на все проклятия и угрозы Ролевского, драгуны начинали отступать, и спешиваться, чтобы начать самим стрелять, и только поредевшая хоругвь гусар прорвалась к пушкам, расстреливая на ходу скрывавшихся в лесу пушкарей. Что делать с захваченными тяжеленными орудиями было, однако, совершенно неясно, и Ролевский сотоварищи, взорвав пару бочек с порохом, повернул назад, чтобы напасть с тыла на стрельцов, уже вступивших в перестрелку с драгунами, бывшими в гораздо худшем положении из-за невозможности прятаться в окопах. В это время вдали показались возвращавшиеся сотни драгун и рейтар Бунакова и Кровкова, и полякам пришлось спешно прорываться обратно к крепости, поскольку разбить в конном бою рейтар, или, во всяком случае, прорвать их цепь было куда вероятнее, чем пробиться через стену огня, которую могли создать, правильно выстроившись, одновременно все три московских отряда. Литовские конники легко проскочили попрятавшихся в шанцы стрельцов, и обрушились на рейтар, но те уклонились от прямого столкновения с гусарами, разбились на две шеренги и начали расстреливать поляков с флангов, а сзади уже открыли огонь и стрельцы. Русские драгуны спешились, и начали готовить цепь, отрезавшую полякам путь обратно в крепость. Ролевский, понимая, что нельзя позволить тем выстроиться в боевой порядок, повел гусар в атаку на роты Бунакова. Драгуны, неожиданно для поляков, вдруг сломали строй и стали разбегаться в стороны.

– Вот же, черт старый, чего делает! Хоть учи строю, хоть не учи… – ругался Агей Кровков, который пытался со своими ротами преследовать поляков, однако рейтарские кони были не чета гусарским, – Немного бы устояли – ни один бы гусаришка не ушел! Эх…

Но зря злился Агей на своего боевого товарища: стоило гусарам разъехаться в стороны, преследуя разбегавшихся драгун, как из старых, давно заброшенных и полузарытых шанцев, которые уже и не видны были, пока к ним вплотную не подойдешь, поднялись другие стрелки, и начали метко бить по находившимся совсем близко польским всадникам. Бежавшие драгуны тоже остановились, развернулись и открыли огонь по литовцам, а некоторые, подобравшись в неразберихе к ним поближе, всаживали пики в животы отменных гусарских скакунов. Гусары стали беспорядочно отступать к крепости, а находившийся в арьергарде Ролевский выронил саблю и схватился за руку. Приблизившиеся, наконец, польские драгуны даже не стали вступать в бой, и поспешили к крепостным воротам, куда с другой стороны уже скакали первые сотни татар.

– Эх… – досадливо поморщился Кровков, – Не преследовать! Стрельцам отходить сразу, ловите коней бесхозных, кто сможет. Пушкарям тяжелые пушки отводить, легкими стрелять по татарам, пока слишком близко не подойдут. Драгунам садиться на коней, мы отступление прикрываем. Отходить всем к шанцам!

– А чего это ты драгунами моими раскомандовался, а? – ехидно поинтересовался подъехавший к Агею Бунаков.

– Демид Карпович, дорогой ты мой! – Кровков испытывал прилив дружеских чувств к сослуживцу после его удачного маневра, – Да ведь я же майор, вроде, старший тут получаюсь.

– Это ты в своей шквадроне майор, а к себе и капралом не возьму, и не просись, Агейка! – рассмеялся Бунаков.

Пальба стрельцов, драгун и пушкарей легко рассеяла передовые отряды татар, основные силы которых, вероятно, продолжали делить за рекой добычу, и поредевшие роты московитов в порядке отступили севернее, к основной части войска, а пережившие вылазку поляки скрылись в крепости.

Князь Борис