Роан продолжила смотреть на столик. Обычно, когда ей нужно было сосредоточиться, она жевала свои волосы, а если этого не хватало, то тянула их до тех пор, пока не становилось больно. На этот раз она пошла на крайность – вцепилась в пряди и чуть ли не рвала их. Чем сильнее боль, тем острее внимание. Лучшие озарения рождались, когда Ивер ее бил. Ум Роан научился блокировать внешний мир. Ивер, дом, боль, страх – все отступало в далекую дымку, и мысли сосредотачивались в одной точке.

Маленькие человечки храпят. Нет, важен не храп, а промежутки между руладами. Паузы связаны с дыханием. Вдох, храп, выдох – особая манера. При разговоре люди тоже делают паузы, но не для дыхания, точнее, не всегда. Паузы возникают до и после слова; они становятся длиннее, когда меняется идея. Если рисовать слова, то пауза – пустота. Прогалы между значками и есть паузы. Слова разделены прогалами. Новая строка – новая мысль. То, чего нет, так же важно, как и то, что есть.

Это Брин уже выяснила. Девочкина система записи звуков это учитывает. Вот ведь молодец! Несколько значков становятся словом. Их разделяют прогалы. Используя этот принцип, Брин уже начала разбирать значки на табличках. Все прекрасно, только при чем тут храп? И при чем тут столик? Ведь…

– Ведь это совсем не столик, – пробормотала себе под нос Роан.

Сидевшая на каменном стуле Персефона посмотрела на нее и спросила:

– Не столик? Тогда что же это?

– Еще одна табличка, – ответила Роан. – Снизу те же значки.

Мойя с Персефоной наклонились и посмотрели.

– Его так поставили, чтобы на нем работать, – объяснила Роан. – Легче сидеть, убрав под него ноги. Вряд ли высечь все эти значки было просто, да еще стоя на коленях. И поскольку он находится отдельно от прочих табличек, над ним и работали в последнюю очередь.

– Почему же он вверх ногами? – спросила Персефона.

Роан пожала плечами.

– Либо чтобы написать еще и сверху, либо чтобы спрятать написанное снизу.

Мойя и Брин перевернули столик. Почти весь пол Агавы был из сланца – слоистого камня, который легко ломался и разделялся на поразительно тонкие пластины. Таблички были не толще пальца Брин и совсем не тяжелые. Еще они отличались достаточной мягкостью; можно было чертить, а не высекать значки. Брин стала разглядывать новые значки.

– Ничего не понимаю, – нахмурилась она, проведя пальцами по значкам. – С помощью ключа и Оринфара мне удалось разобрать много слов. И даже несколько фраз, но тут я ничего разобрать не могу! – Она помолчала. – Ну, как сказать… Значки те же самые, а в слова не складываются.

Роан кивнула и сразу все поняла. В такие моменты она словно видела вспышку света, и все вокруг озарялось. На миг весь мир открывался, и она могла постигнуть назначение каждой песчинки. Потом свет гас, и ей оставалось лишь остаточное изображение.

Роан указала на храпящих гномов.

– Вы понимаете, о чем они сейчас говорят?

Брин посмотрела на нее с недоумением.

– Роан, гномы храпят. Сейчас они не говорят ничего.

– Их рты открыты и издают звуки.

– Это же не слова! Просто звуки.

– Именно, – сказала Роан. – И на столике тоже нацарапаны просто звуки.

– Не понимаю! – Брин склонилась над столиком, рассматривая исцарапанную поверхность.

– Зато я поняла, – заявила Сури. Мистик сидела и гладила Минну, теперь же она встала и подошла к столику. – Скажи мне, о чем тут говорится.

– Ни о чем! – упорствовала Брин.

– Ты понимаешь значки?

Брин кивнула.

– И они образуют звуки?

– Конечно, но не слова.

– Покажи нам. Заставь их храпеть, – велела Роан.

– Чего? – воскликнула изумленная донельзя Брин.

– Издавай звуки.

Брин пожала плечами и оглядела поверхность камня.

– Я знаю не все. Многие приходится угадывать, поэтому могу и ошибиться. – Она приложила палец к камню, чтобы отметить нужное место, и стала водить слева направо, издавая звуки.

После трех строчек Сури покачала головой.

– Неправильно.

– Что значит – неправильно? Что именно? Откуда ты знаешь?

Мистик пожала плечами.

– Просто неправильно.

– Читай сверху вниз, – предложила Роан.

– Из табличек я узнала, что слова пишутся слева направо по строчкам.

– Попробуй!

Брин снова стала издавать звуки, на этот раз водя пальцем вниз по табличке.

Сури снова покачала головой.

– Попробуй справа налево, – посоветовала Роан.

– Не понимаю, чем мы вообще занимаемся?

– Почитай справа налево.

Когда Брин послушалась, Сури вытаращила глаза и широко улыбнулась.

* * *

Сури слушала, как Брин снова издает звуки, на этот раз водя пальцем справа налево. Получалось растянуто и странно, будто она пела песню, которой не знает, на языке, с которым едва знакома. И все же мелодия угадывалась.

Арион ее тоже услышала.

– Это плетение, – сказала она.

– Плетение? – переспросила Брин. – Ты имеешь в виду заклинание? Значит, если я его допою, то случится что-нибудь волшебное?

– Нет, – ответила Арион. – У тебя нет силы.

– Ты просто делаешь узоры на веревочке между пальцами, – проговорила Сури, впервые это осознав. – Владей ты Искусством и умей пользоваться силой источника, ты задействовала бы настоящие струны, струны мироздания – создала бы музыку мира и изменила ее тон.

– Да, – подтвердила Арион. – Именно так.

– И каким образом нам это поможет? – спросила Мойя.

– Как раз над этим работал Древний перед тем, как покинуть камеру, – сказала Роан.

– Прекрасно, Роан, – сказала Мойя. – Только нам-то что?

– Это волшебное заклинание, – заявила Роан.

– Чего?

– Это не просто заклинание, – пояснила Сури. – Это плетение, которое создало Бэлгаргарата.

Сури поняла, что это, едва услышала издаваемые Брин звуки. Накорябанные на камне значки были словно этапы игры с веревочкой, и она видела процесс: шаги и узоры. Тот, кто создал чудовище, тщательно готовился и зафиксировал путь, по которому собирался пройти – своего рода карту, указующую на струны мироздания. Хотя девочка-мистик еще была новичком, она знала достаточно, чтобы понять: создатель был слегка не в себе, а скорее всего, вообще не в своем уме. Он играл с гигантскими струнами, монолитными силами природы, уходящими в бездну.

Что там внизу? Этот вопрос не давал Сури покоя.