мы лезем в чужие дела? — повернув голову к дворфу, спросил эльф.

На этот раз ответил король дворфов.

— Нет. За ваше высокомерие. Вы ничего не даёте миру и, прячась в лесу, считаете, что все вам обязаны. При этом постоянно пытаетесь украсть чужие секреты. Ронаддур был более категоричен, так как эльфы частенько перенимали опыты с плавкой металлов у дворфов, что последние считали воровством.

Эльф молчал пару минут, всматриваясь на верфь в двухстах метрах от них.

— Мы просто стараемся выжить и не вмешиваемся в дела остальных рас, — ответил он.

— Ваше невмешательство и есть вмешательство. Все знают, что ваша раса никому не поможет, хотя вы могли бы остановить бесконечные войны, отправив пару десятков легендарных рыцарей — не успокаивался король дворфов.

Он знал истинную силу жителей Вечного леса. Даже при том, что они бесконечно воюют с орками, у них легко хватило бы сил, чтобы подавить все страны на континенте и остановить войны, без конца идущие повсюду.

Летрейн со своей стороны больше не хотел продолжать разговор, в котором ему нельзя открыть всей правды об эльфах и что именно происходит в их доме.

В наступившей тишине, заговорил Теодур.

— Гелдор говорил, что вы хотите получить телеграф, — сказал он.

— Да, но я не знаю, чего захочет человеческий виконт, — без колебаний ответил эльф.

Услышав такой ответ, король фыркнул.

— Человеческий виконт… Это всё, что надо знать про вас, эльфов. Чтобы он для вас ни сделал, вы так и будете воспринимать его просто как человеческого аристократа, — недовольно высказавшись, Ронаддур, не имея желания продолжать разговор, направился к верфи, когда услышал вопрос эльфа у себя за спиной.

— Тогда кто он для дворфов?

Теодур, который шёл за своим товарищем, остановился и, повернувшись к Летрейну, погладив свою длинную бороду, посмотрел на ясное небо, загадочно улыбаясь.

— Друг, — коротко ответил он и, махнув Летрейну рукой на прощание, вновь пошёл за своим королём, оставив эльфа с удивлённым выражением на лице.

* * *

Герцог Волмар только прибыл в свой дворец и приказал сыну явиться вместе с сестрой в тронный зал.

После похода он места себе не находил от возбуждения. Вид битвы Виктора с земными рыцарями, а также осознание того, что матерью виконта является герцогиня империи, давало ему надежду на то, что королевство Лантарис может воспрянуть из пепла.

Идя по просторным светлым коридорам дворца в развевающемся белом плаще, он совершенно не замечал горничных и вассалов, которые следовали за ним по пятам, стараясь держаться той же скорости, что и он.

Стража впереди открывала одни двери за другими, пока наконец он не попал в просторный тронный зал, где ярко горели люстры с магическими камнями, отражаемые в золотых элементах на стенах и полу.

Пройдя к трону, герцог одёрнул плащ и уселся на своё место в центре зала, озираясь на запыхавшихся дворян, что явно не привыкли к таким быстрым пробежкам.

Волмар молчал, как и все вассалы, ожидавшие, пока заговорит их господин.

Через пять минут тишины послышались быстрые шаги в одном из боковых коридоров, а когда они приблизились, открылись двери справа от трона, и в комнату вошли сын и дочь герцога.

Одетые в парадные одежды, они оба выглядели очень величественно, особенно Лелея, которая к приезду отца нарядилась в роскошное чёрное платье, прошитое бриллиантами.

— С возвращением, дорогой отец, надеюсь, вы в добром здравии, — нежно обратилась девушка, с любовью глядя на своего отца.

Герцог вежливо улыбнулся в ответ. Он любил своих детей, так как, по его мнению, они действительно этого заслуживали. Сын, сопровождавший отца на войне, показал себя достойным рыцарем и полководцем, а дочь являлась умной и сдержанной женщиной, которая порой могла дать совет даже ему.

— Вы были в гостях у виконта Балтес. Что думаете о нём? — спросил Волмар.

В первую очередь его интересовало мнение дочери, так как именно она лучше разбиралась в людях.

Лелея, услышав неожиданный вопрос, призадумалась, так как это было нетипично. Её отец не интересовался виконтом даже после их поездки, а тут, спустя столько времени, сразу после похода, он решил задать такой вопрос.

— Неординарный, своевольный, слабый, сильный, жёсткий, мягкий, — наконец ответила девушка, отчего на неё посмотрел её брат, не понимая, что она сказала.

Дворяне за их спинами также зашептались, потому что они часто не понимали её суждений, но это было нормально, во всяком случае, для отца.

Герцог понял, что она хочет сказать. Виконт не подчиняется правилам, действует неожиданно, и никто им управлять не сможет, а вот про слабости и силу ему пришлось всё же уточнить.

— Поясни, — приказал Волмар.

Девушка сложила руки на животе и, задрав подбородок, начала объяснять, что хотела сказать.

— Вы не встречали таких дворян, потому что их нет. Он не боится грязной работы, что порой похоже на простолюдина, однако в его вотчине все строго следуют установленным правилам. Женщины в доме, кажется, не подчиняются ему, но это мало волнует виконта, что кажется слабостью. — Она посмотрела на люстру на потолке и взяла небольшую паузу, после чего продолжила. — Однако, пока мы были там, все они делали всё с оглядкой на него. Боюсь, жёны также не знают, чего от него ждать, и действуют очень аккуратно. Когда ему что-то не нравится, даже архимаг… вернее, теперь уже Верховный маг, вынужден сначала подумать, прежде чем что-то предпринять.

Услышав последние слова, весь зал загудел в обсуждении. До сих пор предполагалось, что Ротмайер просто заинтересован в виконте, но, со слов принцессы, он подчиняется ему.

Это было немыслимо, так как нет силы, способной управлять заклинателем такого уровня. Это всё равно что подчинить себе легендарного рыцаря.

Герцог внимательно слушал свою дочь, а когда в зале началось обсуждение выводов Лелеи, он не торопился прерывать их.

Вскоре принцесса вновь заговорила, и сказанное ею ошарашило присутствующих.

— Кажется, он хочет свести меня со своим младшим братом, — заявила девушка.

Конечно, она это заметила и хорошо понимала, зачем Андрос регулярно появляется рядом с ней, особенно когда он появился на чаепитии, где не было ни одного мужчины.

В этот момент Максим посмотрел на свою сестру. Его кулаки сжались от злости, потому что кто-то осмелился возжелать её.

Герцог не дал сыну ничего сказать.

— Что думаешь? — спросил он у дочери.

Девушка слегка опешила, услышав вопрос,