том, приходил к выводу Г. Вильсон, что «ни в одной из союзных стран общественное мнение не оказало вооруженной интервенции против большевиков достаточно решительной поддержки, в результате чего военным операциям, естественно, недоставало согласованности и целеустремленности»[3679].

«Мы оказались сильнее всего мира хищников и в непосредственной борьбе с контрреволюцией, поддержанной империалистами всего мира… Это чудо могло случиться только потому, — подтверждал эти выводы Ленин, — что фактически, на деле, большинство населения всего мира оказалось на нашей стороне. Мы победили Деникина, Колчака и Юденича не потому, что у нас было лучше оружие, а потому, что у враждебных нам сил не оказалось рук, которые готовы были бы направить это совершенное оружие капиталистического мира против нас»[3680].

С окончанием интервенции, закончилась и принесенная на ее штыках Гражданская война. Однако «после того как державы (Антанты) провалились с походом против России, они испробовали другое оружие. Прежде давили, душили Россию ее солдаты. Теперь, — отмечал 1 марта 1920 г. Ленин, — они пробуют душить Россию при помощи окраинных государств»[3681]. Правда большинство из них отказалось от этой идеи, на причины этого финские социал-демократы указывали еще, в беседе с представителем Северо-западного правительства В. Горном: «Юденич и вся белая армия — реакционеры, на интервенцию они ни за что не пойдут, хотя все они антибольшевики, ибо тогда рабочие будут поголовно против них… Финляндия, подавая помощь, может и сама погибнуть»[3682].

Однако поиски черчиллями, клемансо и лансингами добровольных наемников на роль интервентов оказались небезуспешными:

Польша

Руководящим мотивом в поведении представителей польского правительства в настоящее время, является стремление поступить так, как того желают великие державы…

Из сообщения Гибсона, американского посланника в Варшаве, от 8.02.1920[3683]

Все более углублявшийся послевоенный экономический кризис, наряду с примером большевистской России, привел к тому, что осенью 1918 г. в Польше началась активизация социалистического движения[3684]. «В стране возникло около 12 °Cоветов, появились отряды Красной гвардии, крестьяне требовали проведения аграрной реформы»[3685]. Остановить революцию, по мнению Ю. Пилсудского, могла только победоносная война. Подогреваемая реваншистскими и националистическими идеями она должна была консолидировать общество и направить его радикализованную энергию вне страны.

И 1 января 1919 г. польские войска захватили Вильно, но уже 3 января к Вильно подошли части Красной армии и выбили поляков. 12 января премьер Польши И. Падеревский направил советнику американского президента Э. Хаузу паническое письмо в котором, упирая на угрозу наступления большевиков для европейской цивилизации, писал: «Польша не может обороняться самостоятельно. У нас нет продовольствия, нет обмундирования, нет оружия, нет боеприпасов. У нас есть только солдаты… готовые сражаться и защищать страну под руководством сильного правительства. Нынешнее правительство — слабое и опасное, оно почти исключительно состоит из радикал-социалистов»[3686].

Хауз рекомендовал Вильсону оказать помощь Польше оружием, боеприпасами и военным снаряжением[3687]. В тот же день на заседании Высшего Военного Совета «союзников» маршал Фош предложил план переброски польских войск из Франции в Польшу для оказания противодействия Красной армии[3688]. «5 февраля под давлением Франции было подписано германо-польское соглашение об эвакуации германских войск из Литвы и Белоруссии и их замены польскими войсками»[3689]. Поляки сразу перебросили свои войска на восток и в начале февраля захватили Ковель и Брест, а потом заняли Белосток, откуда ушли германские части. В результате с февраля возник сплошной советско-польский фронт от р. Неман до р. Припять.

Советская Россия со своей стороны еще надеялась урегулировать конфликт мирным путем. 10 февраля Москва, а 16-го — советские власти Литвы и Белоруссии в очередной раз предложили Варшаве установить отношения и договориться о границах[3690]. Варшава в ответ начала новое наступление и 2–5 марта заняла Слоним и Пинск[3691]. Красная армия отходила, поскольку 4 марта началось наступление войск Колчака и войска были переброшены на Восток[3692]. В середине апреля поляки выбили из Вильно части Красной армии и предложили Литве восстановить польско-литовскую унию (федерацию), но это предложение не нашло поддержки в Каунасе[3693].

На словах Англия и Франция выступили за перемирие и вынесение на суд Парижской конференции польского вопроса. На деле в середине марта 1919 г. в Польшу стала прибывать 70-тысячная армия генерала Ю. Галлера из Франции, что привело к новому наступлению польских войск[3694]. Поводом для его стала угроза со стороны Советской России. Однако, как указывал в своем донесении от 11 апреля 1919 г. президенту В. Вильсону, американский представитель при миссии государств Антанты в Польше ген. Дж. Кернан: «хотя в Польше во всех сообщениях и разговорах постоянно идет речь об агрессии большевиков, я не мог заметить ничего подобного. Напротив… даже незначительные стычки на восточных границах Польши свидетельствовали скорее об агрессивных действиях поляков и о намерении как можно скорее занять русские земли и продвинуться насколько возможно дальше. Легкость, с которой им это удалось, доказывает, что полякам не противостояли хорошо организованные советские вооруженные силы»[3695].

25 июня 1919 г. Совет министров иностранных дел Англии, Франции, Италии и США уполномочил Польшу оккупировать Восточную Галицию до р. Збруч…[3696]. Но в конце августа польская армия вдруг неожиданно остановила свое наступление.

Реакция Деникина на польскую агрессию носила двойственный характер и была весьма примечательной, поскольку могла служить наглядной характеристикой отношения к иностранной интервенции всего белого движения. В своем письме к Пилсудскому Деникин сначала обвиняет главу польского государства в стремлении «к занятию русских земель», не оправдываемого стратегической обстановкой, во введении в них управления, отрицающего русскую государственность и имеющего характер полонизации. А затем, в том же самом письме, Деникин упрекает Пилсудского в том, что тот прекратил свое наступление: «восточная польская армия, успешно наступавшая против большевиков и петлюровцев, в дни наиболее тяжкие для русских войск, вот уже около трех месяцев прекратила наступление, дав возможность большевикам перебросить на мой фронт 43 тысячи штыков и сабель. Большевики так уверены в пассивности польского фронта, что на Киевском и Черниговском направлениях они совершенно спокойно выступают тылом к нему…, за это время обстановка на нашем фронте становится все более и более тяжелой…»[3697].

Свой отказ, от взаимодействия с русскими противобольшевистскими силами, Ю. Пилсудский объяснял тем, что ему «к сожалению, не с кем разговаривать», так как «и Колчак, и Деникин — реакционеры и империалисты…»[3698]. Деникин был вынужден прекратить наступление на Москву, а в октябре его войска начали отступать. Но было бы «крайне наивно» полагать, что Пилсудский остановил свое наступление ради спасения большевистской революции