и имитируют тела людей. Они маленькие, поэтому чаще всего имитируют детей, правда из-за скудного разума это у них не очень-то хорошо выходит, как видишь. — Эскер пнул мертвое тело феи, и Феликс заметил, что на спине у «младенца» виднеются пара прозрачных, покрытых радужными прожилками крыльев, похожих на крылья мухи. А еще он приметил и другие детали, непохожие на человеческие. Руки, например, имели по восемь пальцев, а ноги были вывернуты в другую сторону. Да и голова, по сравнению с остальным туловищем, была гораздо больше, чем того требовалось. И как он сразу этого не заметил?

— Если тут ползает одна фея, то должны быть и другие. Они что-то вроде насекомых, строят ульи и охотятся группами. — поведал Эскер. — Правда ума не предположу, на кого в этом богом забытом месте они могут охотиться. В любом случае, нужно поскорее убираться отсюда.

Пока он говорил, призрачная фигура быстро начала таять, превращаясь в дым и улетучиваясь. Феликс еще раз взглянул на мертвое тело феи, и увидел, что во рту у нее расположены вполне себе острые зубы, способные без труда разорвать кожу. Сглотнув, он направился к своей лошади, твердо решив, что больше не будет отходить от остальных дальше чем на локоть.

Глава 17. Царство снов

После явления призрачной фигуры прошло, как показалось Феликсу, несколько часов, в течении которых они не останавливаясь шли по золотой траве, ведомые парящем в воздухе отрубленным пальцем. Феликс не мог с уверенностью назвать время, так как даже его собственные мысли ходили по кругу, словно у человека, который страдает бессонницей, и никак не может провалиться в безмятежный омут сна. Часы не работали, и усталость не приходила, а горизонт был укрыт черной непроглядной пеленой, отчего Феликсу еще больше казалось, что он находится где-то на границе сна и реальности, наворачивая круги по черному дну колодца, из которого нет выхода. Разговоры и шепотки за его спиной тоже казались давно начали повторяться, и даже громкие завывания Хольфа, который перепел уже все известные Феликсу песни, начали ходить по кругу. А где-то над их головами светила черная звезда, и пусть света ее не было видно, мысли Феликса чаще всего возвращались именно к ней. Почему было так, он не знал, но сам того не осознавая, невольно поднимал голову вверх, будто пытаясь разглядеть ее зловещие очертания. И хоть он ничего не мог увидеть в этом кромешном мраке, все равно ощущал ее присутствие, и ту гнетущую силу, которая она несет.

На протяжении пути, когда мысли Феликса не были заняты окутанной мраком звездой, и еще неразрешимыми загадками, он принимался рассматривать окружающую его местность, хотя и видно было не так много. Они до сих пор шли по источающей солнечный свет траве, а небо и горизонт все так же были укрыты плотной, словно ткань, первозданной пустотой. Но даже так Феликс будто замечал в этой беспросветной темноте очертания то леса, то деревушки, или даже небольшого городка, с каменными замками и длинными крепостными стенами. Иногда их отряд натыкался на ручейки и целые реки, вода в которых, так же, как и время, застыла, словно зеркало. Мороки и видения тоже продолжали преследовать их. Приведения возникали плавно, словно ленивый дым из курительный трубки, выходя на свет из покрытых тенями глубин Каирнала. Иногда это были одинокие фигуры каких-нибудь странников, а иногда и целые процессии, с сотнями прозрачных людей и животных, бредущих неведомо куда, и растворяющихся в пустоте подобно туману. Их сопровождали такие же призрачные голоса и музыка, доносившиеся далеким эхом из другого, забытого всеми мира. А порой Феликс замечал людей, уже более плотных и реальных, бредущих в тьме. То были воины, похожие на рыцарей из Бреталии, или святых храмовников из Ярички, облаченные в потускневшие латы. Опустив головы в скорби, они устало передвигали ногами, следуя неизвестно куда, и ведущие за собой таких же поникших в печали скакунов. Некоторые из них закрывали лицо руками, будто плакали, а некоторые и вовсе стояли на коленях, не в силах больше сдвинуться с места. Они казались Феликсу еще более нереальными и лишенными жизни, чем призраки, которые возникали на их пути. Фигуры эти возникали лишь на короткий миг, а затем вновь исчезали, углубляясь в черную пустоту, а поэтому Феликс не мог точно сказать, были ли они реальными или просто плодом его воображения.

Непонятно сколько прошло времени, прежде чем местность вокруг них стала меняться. Стволы деревьев все реже стали встречаться на пути, и их стали заменять открытые пространства со светящейся драгоценным сиянием пшеницей и другими сельскими культурами. Было понятно, что лес закончился, и они вышли к полям, на которых когда-то работали жители этой страны. Несколько раз Феликс замечал мельницы и амбары, и даже увидел отголоски той спокойной жизни, которая тут когда-то царила. Один раз они прошли сквозь целое стадо призрачных коров, спокойно жующих невидимую траву. Все они, как и остальные призраки, появлялись только там, где на земле были разбросаны переливчатые веточки дерева, на которых цвели такие-же яркие цветы-колокольчики. Эскер предупредил всех, чтобы они смотрели под ноги, так как тут рядом могут затаиться коварные феи, но ничего такого Феликс не увидел, и они спокойно преодолели это безобидное видение. Как потом рассказала Анья, это были ветки лиходрева, росток которого подарила Оберилю Хранительница Великого Древа — Эль’Лалафэй. По словам капитана пиратов, лиходрево очень ценилось алхимиками, так как на его стволе росло великое множество разнообразных редких цветов, грибов и ягод. В том числе и вот такие колокольчики, которые Анья назвала — тумальскими звонарями, так как росли они лишь в лесу Тумал, на границе с королевством Белтейн.

Пройдя поросшие поля, Феликс стал замечать, что впереди, там, куда показывал летящий палец Обериля, из тьмы вырисовываются огромные стены города. Сначала они казались невысокими, похожими на обычный каменный забор, но с каждым шагом все сильнее вырастали, поднимаясь словно огромные пестрые волны. Вскоре стали видны и круглые башни замка с острыми шпилями, и тонкими мостиками, соединяющими их. Город выходил из тьмы, словно огромный корабль в темную безлунную ночь. И снова, глядя на архитектуру здешних строений, Феликс подумал о каменных замках Бреталии, которые были одновременно грубые и уютные, а также невероятно надежные и крепкие. Но самое удивительное было то, что в многочисленных проемах и окнах был виден свет, и он выглядел намного живее того, что исходил от травы.

— Я один вижу огонь в окнах? — спросил Феликс, когда