class="p1">— Я ему сколько раз говорил, чтобы пришел, что у меня разговор к нему. Никак его сюда не зазовешь, — оправдывался Гусейн, пряча глаза от Нупайсат.

— Я сама приведу его сейчас, — сказала Сидрат и, резко повернувшись, вышла.

«И что за человек такой, — с досадой думала Сидрат про Гусейна. — Ведь на фронте воевал, а здесь слова резкого от него не услышишь. А доброту не все понимают. Иной у доброго-то всю жизнь на спине проедет. Нет, с таким, как Мухтар, нужно говорить иначе».

…Мухтар со своей новой женой сидел за столом. От горячего пара, который клубился над миской, его лицо было как в тумане.

— О, доктор, дорогая… — вскочила жена Мухтара. Но Сидрат, даже не посмотрев в ее сторону, сказала Мухтару:

— Я за тобой пришла. Тебя ждут в сельсовете.

— Что, опять проделки моей первой жены? — спросил Мухтар, обнажив в улыбке два золотых зуба. Но, встретившись со взглядом Сидрат, поспешно поднялся и, нахлобучив на голову каракулевую папаху, следом за ней перешагнул порог.

— Вот что, Мухтар, — сказала Сидрат, когда они пришли в сельсовет и она заняла место Гусейна, — у ребенка должны быть отец и мать. Но раз ты решился разрушить свое гнездо, то изволь подчиняться советским законам, по которым ребенок остается с матерью, а отец платит деньги на его содержание. Сейчас мы разбираемся с тобой сами, так сказать, в своей семье, но если ты еще раз побеспокоишь Нупайсат, — брови Сидрат сдвинулись, слились на переносице в одну черную линию, — то я сама, как депутат районного Совета, передам дело в суд.

— Мне его деньги не нужны, — робко вмешалась Нупайсат. — Лишь бы не трогал дочь.

— Не тебе он деньги платит, а ребенку, — строго прервала ее Сидрат. И добавила сердито: — Сейчас не те времена… Теперь у женщины столько же прав, сколько и у мужчины. А вы все никак не привыкнете… Нужно уметь постоять за себя. Недаром говорят: не будь слишком сладким, а то тебя сразу проглотят. Не будь слишком горьким, а то тебя сразу выплюнут.

Мухтар, кинув свирепый взгляд на Нупайсат, молча выскочил из сельсовета.

Вечером, когда Сидрат заполняла истории болезней, в комнату неслышно вошла Рахимат. Она с большим уважением относилась к работе дочери и никогда не беспокоила ее. Вот и сейчас она стояла молча, и Сидрат слышала только ее тихое дыхание.

— Что, мама? — спросила она ласково.

— Там Абидат пришла, хочет что-то попросить у тебя, — сказала Рахимат виноватым голосом.

— Пусть зайдет, мама, — ответила Сидрат приветливо, а про себя подумала недовольно: «Наверное, опять поведет разговор о наследстве Субайбат».

— Добрый вечер, дорогая, — запела Абидат медовым голосом, спина ее почтительно согнулась, а глаза умильно сузились. — Шла я к тебе и думала, не ценим мы то, что имеем. Какое счастье, что у нас в маленьком ауле есть свой доктор. Да еще какой. Золотой доктор. В любое время приходи — не откажет…

— Добрый вечер, Абидат, — прервала Сидрат ее излияния. — Садись, гостьей будешь.

— Спасибо, золотая моя, — еще пуще запела Абидат, осторожно опускаясь на краешек стула. — Как хорошо ты сделала, что не уехала работать в Махачкалу. Когда услышали, что тебя хотят забрать от нас, весь аул плакал. А мы в тот вечер, клянусь именем пророка Магомеда, даже огня не зажигали в очаге.

— Зачем мне город, и тут работы хватает. Вот скоро выучим своих врачей…

— Это правда, Сидрат, что ты помогла Кавсарат поехать учиться? Ведь отец не хотел ее отпускать, говорил: «Сидрат, наверное, хочет ей передать свой опыт. Может, еще научит ее, как с ребенком, без отца рожденным, вернуться…» Людские языки-то змеиные…

— Зачем опять передаешь мне сплетни? — сказала Сидрат, стараясь сдержать закипающий гнев.

— Правильно, правильно, доктор, — спохватилась Абидат, — я и сама не люблю сплетен.

«Оттого и сплетничаешь без конца», — подумала Сидрат, а вслух спросила:

— Ну, как у вас дома? Не заболел ли кто?

— Слава аллаху, все здоровы! Радость у нас большая, — Абидат даже причмокнула языком. — Дочку выдаем замуж.

— Это Нуцалай? Да она же у вас еще маленькая.

— Что ты, Сидрат. Это она только ростом маленькая. А на самом деле, клянусь именем пророка Магомеда, она у нас как мерка, до отказа наполненная зерном. Восемнадцать стукнуло. Жених больше ждать не может. Бедняжка, похоронил мать. А каково дома мужчине без женской заботы… — Абидат вытерла рукавом слезы. — А как хотела его мать увидеть мою Нуцалай своей невесткой…

Абидат сунула руку в сумку, которую держала на коленях, как будто хотела достать оттуда носовой платок, да так и осталась сидеть. Глаза ее забегали. Рука в сумке зашевелилась, словно ощупывая что-то.

— На свадьбу приглашаешь? — спросила Сидрат.

— Конечно, конечно, какая же свадьба без нашего доктора. Только злые языки говорят, что Нуцалай еще нет восемнадцати. Завидуют чужому счастью. Сами метят за Тагира. Еще бы, у него дом — не дом, а дворец, и корова, и овцы… и… — Абидат спохватилась, глаза ее забегали еще сильнее, рука, утонувшая в сумке, задвигалась еще быстрее. — Нам-то что, мы и сами не из последних в ауле. А кто победней, так рты разинули. Бедняки всегда на чужое добро зарятся… Так ты уж, как врач, выдай нам справочку, что Нуцалай замуж пора. Ей давно восемнадцать, это только в метриках неправильно записано.

— Ну что ж, — сказала Сидрат, — пусть приходит завтра в больницу.

— Я же знала, что ты справедливая женщина, — бросилась Абидат целовать ее. — А у тебя все еще эта чугунная гиря на руках? — Она имела в виду мужские часы Сидрат. — Ты заслужила, доченька, чтобы на каждой руке носить золотые…

— Значит, не заслужила, — засмеялась Сидрат.

Абидат, кланяясь, пятилась к дверям, приговаривая:

— Золото ты наше бесценное, доченька моя…

За калиткой Абидат снова сунула руку в сумку и радостно засмеялась:

— И хорошо, что не оставила. Она, дура, и так даст справку, задаром…

Наутро Абидат привела в больницу дочь. Нуцалай была разряжена, как невеста. Тяжелые серьги оттягивали тонкую мочку уха, казалось, вот-вот ухо не выдержит их тяжести и разорвется. Ноги ее, тонкие, как две макаронины, кривились то в одну, то в другую сторону на высоких каблуках.

Ей было не больше пятнадцати лет. Нуцалай, боясь, что ее станут осматривать, сидела, съежившись, в приемной и с мольбой смотрела на доктора.

Сидрат вдруг стало весело.

— Иди, бегай, играй, — кивнула она девочке.

Нуцалай бросила испуганный взгляд на мать, потом на врача, потом снова на мать, застывшую в недоумении.

— Погоди, ты что это говоришь, — опомнилась, наконец, Абидат. — А справка где?

— Не будет никакой справки.

На лице Абидат