Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парижская речь Черчилля стала трубным гласом в защиту демократических ценностей. Речь вызвала множество откликов. «Вы никогда не произносили ничего лучшего», – написал Черчиллю один из его бывших коллег по либеральному кабинету министров Герберт Фишер. Лондонская вечерняя газета Star отмечала: «Мы были бы рады услышать, как защита демократических ценностей мистером Черчиллем отзовется в нашем руководящем органе».
15 октября на собрании Антинацистского совета Черчилль одобрил призыв конгресса профсоюзов к партии лейбористов поддержать перевооружение «с тем, чтобы свободные страны не были растоптаны».
Через восемь дней, отвлекшись от политики, Черчилль отметил выход третьего тома биографии Мальборо рассылкой подписанных им семидесяти с лишним экземпляров. Но праздник был несколько омрачен: за месяц до того его дочь Сара объявила о своем намерении заключить брак с австрийским евреем Виком Оливером, артистом мюзик-холла, который уже был дважды женат. Некоторые газеты довольно бесцеремонно обсуждали это. Черчилль был против этого брака, но Сара настояла на своем и сбежала в США, где вышла замуж за Вика Оливера. «Я собирался послать вам несколько слов в прошлом месяце, но не решился, – написал Черчиллю Болдуин 9 октября. – Тем не менее хочу, чтобы вы знали: я всем сердцем был с вами, когда прочитал в газетах о некоторых семейных неурядицах, которые, наверное, причинили вам боль. Я достаточно хорошо знаю вас, чтобы понимать, как сильно задевают вас такие вещи».
Черчилль, сочувствуя переживаниям Сары, все же благословил брак дочери. Два года спустя он обратился к главе Министерства внутренних дел сэру Александеру Максвеллу с целью убедиться, что немцы не имеют возможности предъявить зятю претензии в связи с его происхождением во время их путешествия с Сарой в Нью-Йорк на немецком корабле. «Хотя поначалу, как вы, должно быть, слышали, – писал он Максвеллу, – я был против его брака с моей дочерью, впоследствии он стал вызывать у меня приязнь и большое уважение».
На собрании 15 октября Антинацистский совет решил учредить движение «Защита свободы и мира», целью которого было «поддерживать демократическое движение и законность в обществе, отражать атаки на свободу, проявляющиеся в виде насилия внутри страны или нападения извне, и способствовать объединению с другими подвергающимися опасности нациями ради сохранения мира и противостояния агрессии». Черчилль сказал присутствующим: «Мы приложим все возможные усилия, чтобы привлечь к нашему движению любую помощь от любой группы, невзирая на то, из какой она партии или страны. У нас достаточно возможностей, чтобы быть во главе широкого общественного движения, стоящего на страже наших прав».
Первое публичное собрание новой организации должно было пройти в Альберт-холле при поддержке союза Лиги Наций. Она видела своей целью собрать вместе все организации, которые стоят за коллективную безопасность и перевооружение страны. Таким образом, идея, предложенная Черчиллю Ванситтартом и Липером в начале года, стала реальностью. 21 октября Черчилль разъяснил Ричардсу, секретарю Антинацистского совета, свою позицию: «Я не рассматриваю возможность строительства какого-нибудь нового, соперничающего с другими общества, а лишь сплочение существующих организаций, чтобы активизировать их, придать им эффективность». Описывая впечатления от работы совета, Черчилль написал Остину Чемберлену: «Для меня стали сюрпризом и позиция коллег по Лейбористской партии, и их резолюция, и проявленная в ней ясность мышления, и глубокое ощущение надвигающейся угрозы».
8 ноября Черчилль снова озвучил свои опасения в палате общин. «Пока не будет единого фронта против потенциальной агрессии, не будет и согласия, – сказал он. – Все европейские государства продолжат пятиться по дипломатической шахматной доске, пока не исчерпают возможностей отступления. И тогда от безысходности и, возможно, в самом неожиданном месте произойдет военный взрыв в условиях, которые, по всей вероятности, будут не самыми благоприятными для тех, кто отступал».
Тем временем Черчилль готовился к выступлению по предстоящим дебатах по обороне. За две недели до дебатов один офицер ВВС, только что вернувшийся из поездки в Германию, майор Герберт Роули, посетил его и предоставил сведения об отставании британской авиационной программы. На следующий день командир танковой бригады бригадир Перси Хобарт сообщил Черчиллю о проблемах в сфере его деятельности. Дебаты начались 11 ноября с выступления Инскипа, который заявил, что Британия уже располагает 960 самолетами, и уверял, что в подготовке обороны все идет хорошо.
На следующий же день Черчилль предложил поправку, в которой говорилось, что средства британской обороны, особенно воздушной, в таком состоянии, что не способны обеспечить мир, безопасность и свободу британскому народу. «В 1937 г., – предупредил он, – нас ждет резкое нарастание неблагоприятных факторов. А между тем во многих составляющих национальной обороны до сих пор отмечается серьезное отставание. Это касается и территориальной армии, и военно-воздушных сил. Армии не хватает едва ли не всех видов вооружений, которых требует современная война. Где противотанковые пушки, где беспроводные средства связи, где полевые зенитные орудия?»
Далее, опираясь на личный опыт, Черчилль напомнил парламенту: «Идея создания танков, которая произвела революцию в современной войне, была британской, а в ее обоснованности Военное министерство убедили совершенно невоенные люди. Позвольте вас заверить, что сегодня им с таким же трудом пришлось бы пробивать и новую идею. Я знаю, чту говорю. Во время той войны у нас была чуть ли не монополия, мы были единоличными лидерами в производстве танков и несколько лет потом занимали в этом ведущее место. Все глаза были обращены на Англию. Теперь все это в прошлом. Ничего не было сделано, чтобы обеспечить танковые войска новыми машинами. Тучные годы пожрала саранча. Теперь должен пройти очень долгий период, прежде чем мы сможем ожидать существенного увеличения производства вооружений. Нам же до сих пор твердят, что нет необходимости в создании министерства поставок и нет ничего срочного, что должно заставить нас изменить нормальный ход экономики».
Возвращаясь к возражениям правительства относительно увеличения поставок в рамках программы перевооружения 1933–1935 гг., Черчилль заявил: «Как я слышал, говорили, что у правительства не было мандата на перевооружение до всеобщих выборов. Подобные аргументы абсолютно неприемлемы. Ответственность министров за безопасность общества неограниченна и не требует специального мандата. У премьер-министра есть огромное большинство в обеих палатах парламента, готовое проголосовать за любые необходимые меры по обороне. Страна еще никогда не пренебрегала своим долгом, если ей представляли истинные факты, и я не вижу оправданий для проволочек».
Правительство продолжает настаивать на том, что, мол, опасно превращать Британию «в огромный склад боеприпасов», – продолжил Черчилль и резко осудил эту демагогию, заявив парламенту: «Первый лорд Адмиралтейства в своей речи вчера вечером пошел даже дальше. Он заверил нас: «Мы постоянно пересматриваем свою позицию. Все полностью подвижно». Я верю, что так и есть, но никто не может понять, в чем заключается эта подвижность. Правительство либо не может ни на что решиться, либо не может заставить решиться премьер-министра. Правительство в парадоксальном положении: оно твердо в своей мягкотелости. Так что мы по-прежнему тратим месяцы и годы – бесценные, возможно, жизненно важные – на корм саранче. Мне говорят: «Министр поставок не нужен, потому что все идет хорошо». Я отрицаю это. Это неправда».