Свою речь Черчилль закончил обращением к коллегам-парламентариям: «Я был ошеломлен неспособностью палаты общин решительно реагировать на угрозы. Должен сказать, этого я не ожидал. Мне никогда не пришло бы в голову, что мы позволим втягивать себя в такое положение месяц за месяцем, год за годом и что даже признание правительством собственной ошибки не приведет в парламенте к единению, способному действовать адекватно критическому положению. Я заявляю, что, если палата не решится посмотреть правде в глаза, это будет означать пренебрежение своим долгом, что не имеет аналогий в ее долгой истории».

Times, так долго и враждебно критиковавшая Черчилля, назвала его речь «блестящей». Многих парламентариев все больше начинало тревожить, что кабинет министров не контролирует ситуацию. «Стиль Черчилля стал более взвешен и спокоен, чем обычно, – написал в своем дневнике член палаты общин от Лейбористской партии Гарольд Николсон, – однако он словно кувалдой вколачивает свои тезисы».

Ответил Черчиллю сам Болдуин, попытавшийся объяснить, почему с осени 1933 г. до всеобщих выборов лета 1935 г. он не мог энергичнее заниматься перевооружением: «Я излагаю перед палатой свои взгляды с абсолютной искренностью. Вспомните время, когда в Женеве заседала Конференция по разоружению. Вспомните, что тогда в стране царили сильнейшие за всю послевоенную эпоху пацифистские настроения. На довыборах в Фулхэме осенью 1933 г. правительство потеряло место, и его занял кандидат-пацифист. Настроение, которое проявилось на выборах в Фулхэме, было общим для всей страны. Я спрашивал себя: каковы шансы, что в ближайшие год-два отношение общества настолько изменится, что страна даст мандат на перевооружение? Предположим, я обратился бы к стране и сказал, что Германия перевооружается, и мы тоже должны перевооружаться. Кто-нибудь может представить, какой крик в ответ на это подняла бы пацифистская общественность? Я не мог не думать о том, что это неизбежно привело бы к поражению на выборах. Мое положение как лидера большой партии вовсе не было комфортным».

Полемика Черчилля и Болдуина вызвала много комментариев. «Я не могу припомнить, видел ли когда-нибудь палату в таком смущении», – написал Черчиллю один молодой парламентарий-консерватор. По поводу речи Болдуина Лондондерри написал: «Мы говорили ему и Невиллу о существующих рисках, но их слишком пугало поражение на выборах. Невилл в этой пьесе играл роль злодея, потому что, будучи лордом-канцлером, он финансово блокировал все решения». Еще один член палаты от Консервативной партии сэр Арчибальд Бойд-Карпентер написал Черчиллю: «Должен поздравить вас с прекрасной вдохновляющей вчерашней речью. Я сказал себе: «Слава богу, у кого-то есть отвага». И я еще сильнее почувствовал это после ответа Болдуина, от которого мне почти стало плохо». Черчилль ответил: «Никогда еще не слышал такого отвратительного признания от публичного человека, как то, которое сделал вчера Болдуин».

Осознавая, что призыв Черчилля к бдительности встречает растущую поддержку в парламенте, Болдуин согласился принять вторую группу депутатов. За пять дней до этой встречи Андерсон представил Черчиллю последние отчеты о производстве военной авиации в Германии, подготовленные разведкой министерства. Из этих сведений было ясно, что, если война случится в 1937 или 1938 г., у Британии не хватит ни средств противовоздушной обороны, чтобы отразить нападение с воздуха, ни возможностей авиации для ответного удара или хотя бы для того, чтобы проводить политику невмешательства. Что касалось ключевого вопроса о соотношении сил, то, по оценке Министерства авиации, в июне 1937 г. у Британии могло быть 372 бомбардировщика против 800 немецких. За три дня до встречи депутатов с Болдуином еще один человек, имевший доступ к секретной информации, майор Дж. П. Майерс, написал Черчиллю, что из 89 истребителей «хокер фьюри», заказанных правительством, в оговоренный контрактом срок готовы лишь 23.

23 ноября вторая парламентская группа депутатов призвала Болдуина обсудить состояние британской обороны. И снова, хотя пришел Инскип, ни один из трех военных министров – ни Хор, ни Суинтон, ни Дафф Купер – не явился на встречу, чтобы лично выслушать критику их ведомств и прямо ответить на нее. Болдуина сопровождали Невилл Чемберлен и лорд Галифакс. Депутатов, как и в прошлый раз, возглавляли Остин Чемберлен и лорд Солсбери. В ходе дискуссии стало ясно, что многие опасения и оценки Черчилля теперь разделяют и в министерских кругах. В течение двух прошедших лет масштаб военного производства оставался недостаточным, чтобы противостоять нападению Германии, если оно произойдет в 1937 или 1938 г. Пытаясь объяснить, почему до сих пор нет резервов для защиты Лондона, Инскип сказал депутатам: «Пока что нам несомненно не хватает боевой техники».

Дискуссия 23 ноября, запись которой заняла пятьдесят восемь машинописных страниц, состояла главным образом из настойчивых вопросов Черчилля. «Я безусловно могу назвать с дюжину эскадрилий, – сказал он, в частности, – в которых у самолетов нет ничего из необходимого оборудования. В других много летчиков, но так мало самолетов, что пилотам не на чем заниматься летной подготовкой. Факт остается фактом: мы так и не получили восемьдесят боеспособных эскадрилий для защиты столицы в следующем году». На это Инскип ответил лишь одно: «Я бы уточнил понятие «боеспособных».

25 ноября, за пять дней до шестидесятидвухлетия, Черчилль получил послание от своего кузена Фредерика Геста, который сообщал, что его усилия по привлечению широкой общественности на сторону Черчилля возымели успех. «Эттли поддержит вас по любым вопросам перевооружения, – писал Гест. – Он восхищается вами и любит вас. Если вы хотите поговорить с ним, двери открыты». Воодушевленный этим, Черчилль подготовил очередное обращение, о котором просил его Антинацистский совет, однако его политическую позицию ослабили неожиданные события.

В январе 1936 г., после внезапной смерти Георга V, принц Уэльский был провозглашен королем Эдуардом VIII. Черчилль был знаком и дружен с новым монархом в течение двадцати пяти лет. В первые же месяцы правления Эдуарда слухи связали его с некой Уоллис Симпсон, американкой, разводившейся уже со вторым мужем. Черчилль узнал, что Эдуард собирается жениться на миссис Симпсон, как только развод будет оформлен официально. Он совершенно не одобрял выбор короля и поддержал тех, кто, оставаясь в тени, старался убедить миссис Симпсон отказаться от этого брака. Но 16 ноября король сообщил Болдуину о своем намерении жениться на ней.

В результате разразился конституционный кризис. Болдуин, поддержанный кабинетом министров, предложил королю альтернативу: отказ от миссис Симпсон или отречение от престола. Тот ответил, что готов выбрать второе. Два дня спустя, получив одобрение премьер-министра, Черчилль встретился с королем, чтобы попытаться убедить его не спешить с отречением. Король попросил Черчилля дать ему время на принятие решения – еще две недели, «чтобы все взвесить». Черчилль послал Болдуину отчет о своем разговоре с королем, отметив «душевное изнеможение» последнего. «Сочетание общественного и семейного давления, – написал он, – выдержать тяжелее всего. Я сказал королю, что ему необходимо запросить у вас время, чтобы прийти в себя и осознать, что ситуация тяжела не только для него, но и для всей страны. Я сказал, что вы настроены по отношению к нему доброжелательно и уважительно и не откажете. Было бы крайне жестоко и неправильно вырывать у него решение в его нынешнем состоянии».