это только лишь малая часть из нежелательного. Грязь, самая разнообразная, по ходу жизни самым разным образом марает тело, образ, облик человеческий. Но здесь для всех ниспослана возможность перед ожидающим молением нечто подобное такое смыть. А есть ещё грязь от недостойных дел, грязь недостойных помыслов, не украшающих стремлений, истинно уродующих душу. Здесь путь всех надлежащих действий как залога очищения, если к такому существует хоть намёк на некие позывы и стремления такого рода, уж это точно, что воистину непрост. А ведь при данном рассмотрении вопроса затронут Свет души, посмертно столь желанный для, во время жизни сформированного и возникшего, какого-либо нового духовного начала, вблизи Высшего, такого радующего и манящего Сияния Создателя такой, оформившийся после жизни образ может вспыхнуть нестерпимо из-за пятен зла на душе чувствами, столь гадким образом угнетающими и возвращающими сторицей свершённое, что при подобном повороте дел уже не о какой-то близости к Сиянию Создателя захочется мечтать, а о самом скорейшем, если только оное окажется возможно, бегстве прочь. Куда? Где, как покажется, удастся скрыться от такого, на первый взгляд, по смерти несмываемого, гадкого, марающего следа от содеянного? Та, после разделения лишённая своего собственного Истинного Света, и потому пребывающая именно во Тьме, другая половина бытия. И в этом окружении, чтобы проступить в подобном непроглядном мраке каким-то образом былого, прошлого существования, необходим хотя бы Свет от нестерпимо жутких чувственных мучений тех, кому приспичило по жизни измарать себя хоть чем-то недостойным. И то, чтобы таким образом, используя чувственный Свет мучения других, сохранить собственный дееспособный образ, необходимо самому, тогда, когда формировался духом, но продвинуться заметно дальше в плане совершенства, в результате стать истинно могущественным и дееспособным в подобного рода вопросах. Как результат, именно для таких, главенствующих среди всякого происходящего мучителей, мучения бегущих от Высшего Сияния Творца лишь повод радоваться собственному, пусть не навсегда, а лишь до срока затянувшемуся и довольно жуткому существованию в виде такого сохранившегося образа. Ещё возможно, если жгущей и дарующей Свет пламени мучений, грязи очень злых деяний нет, пытаться затаиться в угнетающей грязи пустой, никчёмной, истинной безликости. И среди всякого подобного таких, теряющих способность проступить лицом и образом былого, но страдающих от нестерпимо бесконечного и безысходного, гнетущего и изнуряющего пребывания нигде, ни в чём, и никогда, в этом сером, словно бы безбрежном и бездонном истинном подобии бескрайнего болота просто воистину неисчислимо много. Ну, а ещё среди подобной жути можно попытаться пользоваться в качестве укрытия материальными творениями человеческого разума и рук. Человек создавался Господом по образу, подобием Творца, а потому творения сознания и рук, пусть и в сравнении с Господними творениями удивительно убоги, по сути, состоят из сотворённого Творцом, и, вследствие подобного, какое-то формированье собственного образа такому вдруг возникшему предмету человек способен даровать, и, исключительно за внешней оболочкой этого предмета, до срока можно укрываться, во всяком случае, пока предмет подобный цел, и те из всё ещё живых, кто рядом, собственной энергией души способны дать возможность спрятавшемуся таким образом до времени и в неживом таиться. Но, как уже неоднократно отмечал, такого рода прятки, именно внутри предметной, материальной оболочки, (нету чувств, нет зрения, нет слуха, обонянья, осязанья), любому спрятавшемуся, сомнения здесь нет, покажутся воистину не в радость. Всё, что, если и есть, и что даёт возможность таким образом таиться, это лишь отблеск чувственного фона духовной энергетики живущего, по тем либо иным причинам находящегося рядом. И это хорошо, если таким образом спрятавшийся, для такого, посмотревшего, подумавшего что-то и живого, в чувствах, в образе определённо ликом узнаваем. При всём подобном ну, хотя бы в окружении таящегося некого духовного начала, возникнет спектр из самого различного возможного сиянья самых различных чувств, подобным фоном как-либо формирующихся благодаря воспоминаниям о ком-то, узнанном и вспомненном. Иначе в чём-то и таким образом таящийся, по факту обречён существовать просто как образ отношения сознания живущего к предмету, дающему возможность таким образом кому-либо таиться. И здесь уж сам решай, как быть. Вредить живущему, теша себя крайне сомнительной надеждой, что после разрушения предмета, такое вредоносное воздействие на всё, что связано с предметом и происходящим рядом зачтётся теми, кто, вследствие развития всего происходящего, гораздо больше склонен радоваться, если за каждое устроенное зло в мученьях воспылаешь Светом мук. Или стараться, как только подобное получится, живущему хозяину предмета, и где только возможно, как только возможно с пользой услужить, при этом радуя себя уже другой надеждой, что именно такой, без всякого сомненья радующий, и несомненно истинно полезный, нужный, полюбившийся предмет окажется живущими достойно оценён и станет тем, с чем расставаться ни за что уж точно, средь живых ни в коем случае не захотят. Такое поведенье может подарить существование максимально долгое, а также породит вполне и обоснованный поток из крайне положительных чувств-ощущений при обращении живущим некого внимания на столь понравившуюся в процессе протеканья жизни вещь среди всякого — прочего другого. Что, в свою очередь, таким, что скрылись сплошь за истинно безликой оболочкой некого — чего-либо, пусть не живого, но материального, здесь и гадать не надо, исключительно и только в радость. По сути, это дар спасения до времени, когда, и с неизбежностью, придёт пора того, что ждёт. То есть, когда придёт пора испытывать воздействие из нестерпимо мучающих чувств, сформировавшихся своего рода отражением чего-то гадкого и сотворённого тогда, когда среди возможностей при жизни был и выбор, как поступить, и варианты самого различного из поведений. И здесь, со всей возможной очевидностью на первый план выходит очень значимый вопрос — как полностью отгородиться, если жизни уже нет, от именно такого рода истинно немыслимых мучений? Что же касается ответа? Что ж. От неизбежного отгородиться хотят все, готовы сделать всё. Да только, много ли необходимости возникнет обращать внимание на все такого рода просьбы, ежели молящий о спасении задумал прятался от неизбежного по смерти воздаяния в каком-либо предмете? По логике, сначала докажи, что именно достоин, чтобы о таком заботились, что на такого, жалкого, таящегося, есть хоть ничтожно-малый смысл потратить хоть частицу своего духовного начала. Дай хоть малейший повод тешиться надеждой, что, раз уж спрятался, определённо замаравшийся при жизни, в каком бы образе после спасения не возродился, в каких угодно жизненных приоритетах, но более не попытаешься вновь, а потянуться хоть к какому-либо душу лишь марающему злу. (если вызывают мысли некого сомнения, когда читаешь текст о вселении в различные предметы, то разве про именного этого озабоченного, вселившегося в телефон, здесь трудно вспомнить,