– Гомеостаз, – вставляет снова Тюрин.

– Да-да… те выживают, набирают силу, размножаются. А все иные хиреют, гибнут. Это и есть эволюционный процесс, выделивший из первоначальной протоплазмы овец и волков, коз и стрекоз, слонов, муравьев – все существа. Способ приобретения различий людьми в принципе такой же: есть критические ситуации, в которых надо действовать нешаблонно, но как? – неясно. Возможны варианты. Выбрав один вариант поведения, ты закрепляешь в своем жизненном пути, в биографии, некое отличие – и оно было бы иным, выбери ты другой вариант. Но превосходство человеческого поведения над животным в том, что мы сознаем обилие вариантов – и колеблемся, терзаемся: какой выбрать, чтобы не прогадать…

– А может, и они терзаются, – говорю я.

– Кто?

– Ну, козы, слоны, муравьи… Узнать-то это у них невозможно, общего языка нет.

– Ха! Как говорит наш шеф: вы за других не думайте, вы за себя думайте. Не будем отвлекаться на коз, своих проблем хватает. Проголосовать «за» или «против»? Сказать правду, соврать или умолчать? Жениться или уклониться? Попробовать новую идею или взяться за чужой верняк?.. Самое сакраментальное, что поступить и так и иначе нельзя – несовместимые события, орлы-решки. Если выпало одно, нет другого. Вероятность – одна вторая. И смотрите: после первого выбора, например варианта А, – остается непроработанным вариант Б. Жизнь подкинула новую колебательную ситуацию. По принципу независимости событий ее надо примерить как к реализованному уже, так и к несвершившимся вариантам – и к А, и к Б… Скажем, первый выбор касался места работы, второй – женитьбы. Умозрительных получается четыре: я работаю здесь и женат, работаю здесь, но холост, работаю не здесь и женат, работаю не здесь и холост – а реализуется-то только один! Потом третий соблазн и третий выбор…

– Ну, ясно, – говорит Тюрин. – После колебательных ситуаций у тебя получается два в n-й степени биографий. Например, после десяти колебаний и выборов человек есть лишь один из двух в десятой степени… один из тысячи двадцати четырех вариантов себя.

Кадмич – светлая голова. И снаружи тоже: в тридцать лет он лыс, остался лишь желтый цыплячий пушок по краям черепа. Глаза у него водянисто-голубые, детские.

Меня разбирает смех:

– Закон «два в n-й степени», закон нарастания сложности, с которого начинается теория информации! Саш, поздравляю с изобретением… нет, с открытием велосипеда!

– Да идите вы все! Дело не в законе и не в том, что варианты множатся, как микробы в пробирке, а – одни лучше, другие хуже, третьи вовсе скверны, четвертые, напротив, великолепны… Как найти оптимальный вариант себя? Верней, как прийти к наилучшему себе? Это, брат, не велосипед.

– Чепуха, – говорю я, подумав. – Что есть колебательная ситуация? Вот я поколебался: какое слово сказать? – и от этого зависит житейский успех?

– Бывает, что и зависит.

– Все равно задача не математическая, никакие вычислительные машины оптимум не найдут.

– О боги! – Сашка воздевает руки. – При чем здесь машины! Ну при чем здесь вычислительные машины?! Нет, темный ты все-таки, Кузя, как валенок изнутри.

(Будущее показало, что не такой я и темный: без машин не обошлись.)

– Закон «два в n-й степени», конечно, дешевка… – бормочет Кадмий Кадмич, адресуясь не столько к нам, сколько во влажную тьму за окном. – Реальные варианты сплошь и рядом взаимно компенсируются, а то и просто смыкаются. Скажем… вот бежит собака! – Он поворачивает к нам лицо, в руке стакан с остатками вина, в водянистых глазах – прозрачный блеск. – По шоссе. С белыми столбиками. Собака колеблется: у того столбика ей поднять ногу или потерпеть до следующего? Что означает эта ситуация математически? Собака раздваивается на альтернативные составляющие, сумма вероятностей которых равна единице. Одна поднимает ногу у этого столбика, другая – у соседнего. Вариантное ветвление! Дело сделано, первая полусобака догоняет вторую, обе сливаются в одну, которая и бежит дальше.

Мы слушаем внимательно, хотя не подозреваем, что сейчас закладываются основы Теории.

Почему Тюрин начал с собак, осталось невыясненным, но его построения сходимости вариантов, главные в вариаисследовании, и сейчас всюду именуют Теорией собаки у столбика.

– А если один столбик на этой стороне шоссе, а другой на той? – прищуривается Стриж.

– Ну и что?

– А то, что одна из альтернативных полусобак, перебегая шоссе, попала под самосвал. Тогда как?

– Так ведь и уцелевшая полусобака когда-то сдохнет, – безмятежно улыбается Кадмич. – Тогда варианты и сомкнутся. Секунды или годы – для математики безразлично… Или вот, скажем, компенсация вариантов, взаимное погашение. Ты колеблешься, какие брюки надеть, подкинул монету – выпали брюки «решка». Походил – измялись. Снимаешь, надеваешь брюки «орел». Если бы сначала выпал «орел», итог был бы прежний: обе пары надо гладить. Мы множим варианты – время сводит их вместе.

– Да ты не о том все, Радий! – закричал Сашка. – Брюки, собачьи потребности… Я ведь о существенном толковал, о вариантах судеб человеческих.

– Математика не делит события на существенные и несущественные, – произношу я, пародируя мягкий тенорок Тюрина.

– Совершенно точно, – без юмора подтверждает тот. – Существенное может складываться из множества мелких событий, решений, выборов. Может разрушиться ими. Важны количества, массивы колебаний-выборов-решений. Тенденции, направленности выборов. Черт, интересно!.. – Радий даже причмокнул. – Понимаете, получается, что в ситуации колебание-выбор человек как бы расплывается, разветвляется по нескольким альтернативным направлениям n-континуума. Не весь, конечно, а в существенной для выбора части – когда большой, когда маленькой. Впрочем, может, наверное, и весь… Потом решил – совершил квантовый перескок по этому… ну, по Пятому измерению. Каждый поступок дискретен, нельзя совершить полпоступка – то есть здесь можно применить аппарат квантовой механики, включая принцип неопределенности. – Тюрин впал в мыслительный транс, говорил не нам – вечности. Мы как-то притихли, слушали. – Расплылся – собрался, расплылся – собрался… тик-так, тик-так. И это вполне материально, ведь колебания ослабляют, на них распыляется энергия мышления. А решил – и воспрял, стоишь на одном без никаких. Нет, ты, конечно, прав, – обратился он к Сашке, – будут и существенные сдвиги судеб, может, даже не одного человека, а коллективов, народов, возможно, и человечества в целом… по Пятому измерению.

– Да что это за Пятое такое, о чем ты камлаешь?! – не выдержал я.

– Что?.. – Кадмич посмотрел сквозь меня. – Понимаешь, оно может быть даже не одно. Но ты не прав, – он снова глядел на Стрижевича, – упущенная возможность не пропадает. Если она осознана, то существует в нашей памяти как метка… как точка на оси времени, на направлении существования. А что есть точка? Это проекция на ось перпендикулярной прямой. А что есть прямая? Проекция на данную плоскость перпендикулярной к ней. А что есть плоскость? Такая же проекция гиперплоскости, сиречь пространственного объема… а объем этот может заключать в себе целый мир.