— Сестрам Орисы?

— Ага. Если лекарство хорошее, так обычно и бывает, мывыздоравливаем. Если плохое, нам становится хуже. В конце концов земля всехисцеляет, ты понимаешь?

— Да, — кивнул Эдди, думая о том, с каким трудом имудавалось встроить в такой порядок вещей детей-рунтов. Те, кто возвращалсярунтами, в конце концов умирали, но долгие годы они просто… существовали.

— В человеке есть только три коробки, — продолжил Тиан. Скаждым шагом они приближались к поющему роботу. На востоке, между Кальей БринСтерджис и Тандерклепом, ветер поднимал пыль к синему небу, хотя на этом берегувоздух практически стоял.

— Коробки?

— Ага, правильно говоришь, — кивнул Тиан и коснулся лба,груди и зада. — Головная, грудная и жопная, — он рассмеялся.

— Ты так считаешь? — улыбнулся Эдди.

— Ну… здесь, когда мы одни, да, — ответил Тиан, — хотя,полагаю, ни одна порядочная леди не потерпит, чтобы эти коробки обсуждали за еестолом, — он вновь коснулся головы, груди и зада. — Мыслительная коробка,сердечная и сральная.

Тиан остановился. Энди не мог их не видеть, но полностьюигнорировал, пел, похоже, оперную арию на незнакомом Эдди языке. То вскидывалруки, то скрещивал, и эти движения, похоже, увязывались в единое целое спением.

— Слушай меня, — вновь заговорил Тиан. — Человек сложен по-умному,ты понимаешь. Наверху — его мысли, которые лучшая часть мужчины.

— Или женщины, — усмехнулся Эдди.

Тиан кивнул, очень серьезно.

— Ага, или женщины, но, говоря мужчина, мы подразумеваем иженщину, потому что она рождена из дыхания мужчины.

— Ты в этом уверен? — Эдди думал об активисткахфеминистского движения, с которыми сталкивался незадолго до того, как перенессяиз Нью-Йорка в Срединный мир. Он сомневался, что эта версия понравится имбольше, чем библейская, согласно которой Еву создали из ребра Адама.

— Будем считать, что да, но первого мужчину родила ледиОриса, так, во всяком случае, скажут тебе старики. Они говорят: «Кан-ах,кан-тах, аннах, Ориса», что означает: «Все дыхание идет от женщины».

— Так расскажи мне об этих коробках.

— Лучшая и самая высокая — головная, со всеми идеями игрезами. Следующая — сердечная, со всеми нашими чувствами, любовью и грустью,радостью, счастьем…

— Эмоции.

Тиан посмотрел на него с недоумением и уважительноодновременно.

— Ты так говоришь?

— Ну, так говорят там, откуда я пришел, так что будемсчитать, что так оно и есть.

— Ладно, — Тиан кивнул с таким видом, будто идея показаласьему интересной, пусть он и не до конца ее понял. На этот раз он коснулсяпромежности, а не зада.

— В этой последней коробке все, что мы зовем низшейкаммалой: трахнуться, посрать, сделать человеку подлость без всякого на топовода.

— А есть ты делаешь ее по какому-то поводу?

— Ну, тогда это не подлость, а ответная реакция, —усмехнулся Тиан. — В этом случае, идет она из сердечной коробки или изголовной.

— Странное у тебя представление о человеке, — сказал Эдди,но подумал, что ничего странного, в принципе-то и нет. Перед его мысленнымвзором возникли три аккуратно поставленных друг на друга коробки: головная — насердечную, сердечная — на коробку с физиологическими функциями и беспричиннойяростью, которая иногда охватывала людей. Особенно ему понравилосьиспользование Тианом слова подлость в качестве некой нормы поведения. Что-то вэтом было или нет? Тут следовало подумать, да только времени на это не было.

Энди все стоял, сверкая на солнце, продолжая петь. Эддивдруг вспомнились мальчишки из его района, которые вдруг выкрикивали: «Я —цирюльник из Севильи, стричься надо у меня!» — а потом убегали, с безумнымхохотом.

— Энди, — позвал Эдди, и робот тут же замолчал.

— Хайл, Эдди, я хорошо тебя вижу! Долгих дней и приятныхночей!

— И тебе того же, — ответил Эдди. — Как поживаешь?

— Отлично, Эдди, — воскликнул Энди. — Я всегда пою передпервым семиноном.

— Семиноном?

— Так мы называем пыльные бури, после которых наступаетнастоящая зима, — Тиан указал на облака пыли за Уайе. — Вон идет первая. Думаю,доберется до нас в день прихода Волков или днем позже.

— В день прихода, сэй, — уточнил Энди. — Семинон приходит —теплые дни уходят, так у нас говорят, — он наклонился к Эдди. В сверкающейголове защелкало, синие глаза вспыхивали и гасли. — Эдди, я составил отличныйгороскоп, очень длинный и сложный, и он показывает победу над Волками! Великуюпобеду! Ты уничтожишь своих врагов, а потом встретишь прекрасную леди!

— Я уже встретил прекрасную леди, — Эдди изо всех силпытался изгнать из голоса злобные нотки. Он прекрасно понимал, что означаломерцание синих глаз: металлический сукин сын смеялся над ним. «Что ж, — подумалон, — возможно, через пару дней смех этот выйдет тебе боком, Энди. Я очень наэто надеюсь».

— Да, встретил, но многие женатые мужчины находят женщин ина стороне, как я недавно и сказал сэю Тиану Джеффордсу.

— Только не те, кто любит своих жен, — фыркнул Тина. — Ятогда говорил тебе об этом, и говорю сейчас.

— Энди, старина, мы пришли к тебе в надежде, что ты окажешьнам услугу, — сменил тему Эдди. — Вечером, накануне прихода Волков, нам оченьпонадобится твоя помощь. Если, конечно, ты сможешь нам ее оказать.

Теперь защелкало в груди Энди, а в глазах вроде бы вспыхнулатревога.

— Я готов сделать все, что в моих силах, сэи. Нет для меняболее приятного занятия, чем помогать друзьям, но очень многого я делать немогу, при всем желании.

— Из-за заложенной в тебя программы.

— Ага, — самодовольство ушло из голоса Энди. Теперь онбольше напоминал машину. «Да уж, позиция беспроигрышная, — подумал Эдди. —Осторожный ты у нас, Энди. Видел, как они приходили и уходили, не так ли?Иногда они называют тебя мешком с болтами, по большей части игнорируют, но влюбом случае ты расхаживаешь по их костям, распевая песни, не так ли? Но наэтот раз у тебя ничего не выйдет, приятель. Я постараюсь, чтобы ничего невышло».

— Когда тебя построили Энди? Спрашиваю из любопытства? Когдаты сошел с конвейера Ла Мерка?

— Очень давно, сэй, — синие глаза едва заметно мерцали. Эндиболее не смеялся.