Ведут ли все эти изменения норм и институтов к лучшему? Для сбора сводных данных в США была основана Национальная система сбора данных по жестокому обращению и неисполнению родительских обязанностей. Психолог Лиза Джонс и социолог Дэвид Финкельхор распределили эти данные по годам и показали, что в период с 1990 до 2007 г. уровень физического насилия в отношении детей снизился в два раза (рис. 7–20).

Джонс и Финкельхор показали, что за этот период уровень сексуального насилия и частота жестоких преступлений в отношении детей — избиений, ограблений, изнасилований — также снизились на долю от одной третьей до двух третьих. Для подкрепления своих выводов они просматривали обзоры виктимизации, данные об убийствах, признания правонарушителей и уровень инфицирования болезнями, передающимися половым путем, — все это идет на спад. За последние два десятилетия жизнь детей и подростков улучшилась практически по всем поддающимся измерению параметрам. Несовершеннолетние реже убегают из дома, беременеют, вступают в конфликт с законом или совершают самоубийства. В Англии и Уэльсе тоже наблюдается снижение насилия в отношении детей: по самым свежим данным, доля детей, погибающих насильственной смертью, с 1970-х гг. снизилась почти на 40 %[1224].

Спад насилия в отношении детей в 1990-х частично совпадает с сокращением числа убийств в целом, причины которого также сложно определить. Финкельхор и Джонс изучили те, что лежат на поверхности. Демография, смертная казнь, кокаин, оружие, аборты и тюремные заключения не могут объяснить это снижение. В какой-то мере его объясняет благосостояние тех лет, но не оно обеспечило, к примеру, сокращение сексуального насилия и спад физического насилия в 2000-х, когда экономика обвалилась. Увеличение числа полицейских и кризисных специалистов социальных служб, скорее всего, тоже помогло, но Финкельхор и Джонс считают, что вызвать все эти изменения мог еще один внешний фактор. Начало 1990-х было временем прозака и риталина. Доктора массово прописывали пациентам лекарства от депрессии и дефицита внимания, вытаскивая родителей из депрессии и помогая детям контролировать свои импульсы. Финкельхор и Джонс указали и на трудноуловимое, но потенциально мощное изменение культурных норм. Как мы выяснили в главе 3, 1990-е стали временем цивилизационного наступления, которое развернуло вспять разнузданность 1960-х и усилило неприятие абсолютно всех форм насилия. К тому же «опраизация» Америки заклеймила домашнее насилие, дестигматизируя — а на самом деле превознося — жертв, которые осмеливались о нем заговорить.

~

Еще один вид насилия, от которого страдают дети, — это насилие со стороны других детей. Буллинг (травля) существует, скорее всего, столько же, сколько сами дети, которые, как и молодые особи многих других приматов, жаждут доминировать в социальном окружении, демонстрируя свою силу и прыть. Воспоминания о детстве полнятся рассказами о жестокости других детей, а агрессивный юный задира — один из штампов массовой культуры. Стоит вспомнить таких негодяев, как Бутч и Войм из «Пострелят», Бифф Таннен из кинотрилогии «Назад в будущее», Нельсон Манц из «Симпсонов» и Мо из комикса «Кальвин и Гоббс» (рис. 7–21).

До недавних пор взрослые не принимали буллинг всерьез, считая его присущей детству неприятностью. «Мальчики есть мальчики», — говорили они и верили, что способность переносить унижение в детстве научит детей справляться с ним и во взрослой жизни. Жертвам же было абсолютно некуда податься, потому что пожаловаться учителю или родителю значило заработать клеймо ябеды и слюнтяя и окончательно превратить свою жизнь в ад.

Но в результате очередного исторического структурного сдвига этот вид насилия перемещается из категории неизбежного в категорию немыслимого: буллинг последовательно искореняют. Все началось как реакция на шок и невозможность осмыслить случившееся, вызванные в 1999 г. стрельбой в школе «Колумбайн». Средства массовой информации наперебой обвиняли в произошедшей трагедии субкультуры готов и качков, антидепрессанты, видеоигры, интернет, жестокие кинофильмы, рок-певца Мэрилина Мэнсона — и травлю. В итоге выяснилось, что убийцы вовсе не были готами, над которыми издевались качки, как утверждали журналисты[1225]. Но у публики сложилось мнение, что стрельба была актом мести, и педагоги умело использовали эту легенду, организовав кампанию против буллинга. К счастью, теория «сегодня — преследуемый, завтра — снайпер в школьной столовой» сосуществует с более убедительными обоснованиями ущерба, который наносит травля: жертвы буллинга страдают от депрессии, плохо учатся и подвержены высокому риску суицида[1226]. Уже 44 штата приняли законы, запрещающие школьную травлю, и во многих приняты образовательные программы, которые осуждают буллинг, поощряют эмпатию и учат детей решать конфликты конструктивно[1227]. Организации педиатров и детских психологов призвали общество противостоять буллингу, а журналы, телеканалы, медиаимперия Опры Уинфри и сам президент США поддержали эту кампанию[1228]. В следующее десятилетие шуточки о травле в популярных комиксах «Кальвин и Гоббс» стали выглядеть оскорбительными — как реклама кофе из 1950-х, в которой муж избивал жену.

Но даже без учета психологических последствий моральный аргумент против буллинга неопровержим. Как подметил Кальвин, взрослые не могут лупить друг друга безнаказанно. Мы защищаем себя законами, полицией, правилами охраны труда и социальными нормами, и нет никакого разумного объяснения тому, что дети остаются без защиты, — за исключением нашей лени, бессердечия и нежелания поставить себя на их место. Возросшая ценность детей как часть движения к унификации нравственной позиции сделала кампанию по их защите от насилия сверстников неизбежной — как и попытки оградить их от всех прочих угроз. Дети и подростки долгое время становились жертвами мелких преступлений вроде воровства карманных денег, уничтожения личного имущества, приставаний и домогательств, которые не подпадали ни под школьные уставы, ни под уголовное законодательство. И здесь интересы юных людей признают все чаще.