Ведущая теория развития ребенка гласила, что дети от рождения испорчены и социализировать их можно только силой. Выражение «Пожалеешь розги — испортишь ребенка» приписывается советнику ассирийского царя, жившему в VII в. до н. э. Позже эта мудрость перекочевала в «Книгу притчей Соломоновых»: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его» (Притчи 13:24)[1187]. Средневековый французский стихотворец предупреждал: «Лучше бить ребенка, пока он мал, чем увидеть, как его повесят, когда он вырастет». Священник-пуританин Коттон Мэзер (сын Инкриза Мэзера) в своей заботе о благополучии ребенка заходил еще дальше: «Лучше розги, чем адские муки»[1188].

И как всегда, когда дело касалось наказаний, люди прилагали все способности к изобретению технологий, которые могут дать человеку настолько неприятный опыт, насколько это вообще возможно. Демос пишет о средневековой Европе:

Суровые телесные наказания столетиями были обычным делом. В одном исследовании обосновывалось мнение, что во второй половине XVIII в. всех без исключения американских детей били палками, плетьми или чем-нибудь еще[1190]. Дети подлежали наказанию и со стороны закона; в недавно изданной биографии Сэмюэла Джонсона между делом упоминается, как в Англии в XVIII в. повесили семилетнюю девочку за кражу нижней юбки[1191]. Немецких детей даже на рубеже ХХ в. «регулярно сажали на горячую железную плиту за упрямство, привязывали к кровати на несколько дней, бросали в ледяную воду или снег, чтобы „закалить“, и каждый день заставляли часами стоять на коленях на деревянном чурбаке, пока их родители ели или читали»[1192]. Приучая детей к туалету, многих мучили клизмами, а в школах учеников «пороли, пока не слезет кожа».

Жестоким обращением отличилась не только Европа. Порки детей описаны в Древнем Египте, Шумере, Вавилоне, Персии, Греции, Риме, Китае и у мексиканских ацтеков, которые били детей «ветками с колючими шипами, связывали им руки и пороли острыми листьями агавы и плетками, а также держали над огнем из высушенного острого перца, заставляя вдыхать едкий дым»[1193]. Демос пишет, что маленьких японцев даже в ХХ в. «жестоко избивали, поджигали благовония на их коже, приучали к горшку постоянными клизмами… пинали, подвешивали за ноги, заталкивали под ледяной душ, душили, втыкали иголки в тело, отрезали суставы пальцев»[1194]. (Будучи не только историком, но и психоаналитиком, Демос собрал достаточно материала, которым можно объяснить зверства Второй мировой войны.)

Детей подвергали и психологическим пыткам. Даже сказки постоянно напоминали им, что родители могут их бросить, приемные родители — мучить, а сказочные монстры или дикие звери — покалечить. Сказки братьев Гримм не единственный пример детской литературы, рассказывающей о бедах, которые могут обрушиться на непослушного или беспечного ребенка. Английских младенцев, например, убаюкивали песенкой о Наполеоне:

Повторяющийся мотив детских стишков: ребенок совершает небольшой проступок или несправедливо в нем обвинен, за это мачеха его убивает, разделывает, варит и подает на обед ничего не подозревающему папаше. В версии на идише жертва подобной несправедливости нашептывает с того света своей сестре:

~

Но зачем родителям пытать, морить голодом, лишать заботы или стращать ребенка? Разве эволюция не побуждает их вкладываться в детей по максимуму, если весь смысл и цель естественного отбора — дать жизнеспособное потомство? Дети же, со своей стороны, должны беспрекословно подчиняться наставлениям родителей, поскольку те действуют ради их же блага. Такой наивный взгляд предполагает гармонию между родителем и ребенком, поскольку каждый из них «хочет» одного: чтобы ребенок вырос здоровым и достаточно сильным, чтобы иметь собственных детей.

Триверс первым заметил, что теория естественного отбора ничего подобного не предполагает[1197]. На самом деле эволюционная генетика семьи несет в себе зерно конфликта между детьми и родителями. Родителям приходится распределять вложения (ресурсы, время и риск) на всех своих детей — рожденных и еще не рожденных. При прочих равных каждый потомок одинаково ценен и каждый получает больше родительских инвестиций, пока мал и беспомощен и не может сам о себе позаботиться. Дети же видят ситуацию иначе. Хотя ребенок заинтересован в благополучии родных братьев и сестер, так как делит с ними половину генов, единственный обладатель 100 % своих генов — он сам, так что в собственном благополучии заинтересован в первую очередь. Нестыковка желаний родителей (поровну распределить силы на всех детей) и желаний ребенка (чтобы ему доставалось больше, чем братьям и сестрам) называется конфликтом отцов и детей. На карту поставлен родительский вклад в ребенка и его братьев и сестер, однако этим братьям и сестрам даже не обязательно существовать: родитель должен беречь силы для будущих детей или внуков. На самом деле первая дилемма родительства — оставить ли новорожденного в живых — это частный случай детско-родительского конфликта.