Однако же и еще поднялся на одну ступеньку, но задрожал ипочти без сознания спустился наземь.

И вот, наконец, никого не осталось, кто бы решилсяподвергнуть себя страшной опасности. "Чудовище, - так говорили все, -одним своим дыханьем отравило и нанесло смертельную рану храбрейшему из нас,неужели же мы, остальные, дерзнем тут ставить свою жизнь на карту?"

Стали совещаться, что им делать, чтобы не погубить весьнарод. Долгое время совещание не приводило ни к чему, пока, наконец,бургомистру не пришла превосходная мысль. "По-моему, - сказал он, - намследует из общей складчины откупить у хозяина эту житницу со всем, что в нейхранится" - с зерном, с сеном и соломой, и, обеспечив его от убытков,сжечь эту житницу дотла! Тогда, по крайней мере, не надо никому свою жизньподвергать опасности. Тут уж нечего и рассуждать, и скупость в данном случаебыла бы неуместна".

Все согласились с ним.

И вот житницу зажгли с четырех углов, и с нею вместе сгорелаи сова.

Не веришь?

Сам туда сходи да хорошенько выспроси.

Всевышний Господь, создавая мир и всех тварей, задумал всемим определить время жизни. Тут пришел к нему осел и спросил: "Повелитель,как долго должен я жить?" - "Тридцать лет, - отвечал ему Господь, -довольно ли с тебя?" - "Ах, это слишком много, - возразил осел, - самвообрази мое тягостное существование: с утра до ночи таскать тяжкие ноши, кулис зерном возить на своем хребте на мельницу, чтобы другим доставить муку дляхлеба... А поощрение какое? Одни удары да пинки! Нет, уж ты поуменьши мне срокжизни!" Сжалился над ним Господь и сократил его жизнь до восемнадцати лет.

Осел ушел от него утешенный, а на его место явилась собака."Как долго хочешь ты жить на свете? - спросил собаку Бог. - Вот ослупоказался тридцатилетний срок слишком большим, а тебе довольно ли этогобудет?" - "Воля твоя. Господи, - отвечала собака, - но сообрази -сколько я должна бегать? Пожалуй, ноги мои так долго и не выдержат; а если приэтом я еще и лаять перестану, и зубы у меня выпадут, тогда придется мне толькобез пользы слоняться из угла в угол да ворчать".

Бог признал, что собака права, и оставил ей всего двенадцатьлет жизни. Затем явилась обезьяна. "Ну, ты уж, верно, пожелаешь житьтридцать лет на свете? - сказал Бог обезьяне. - Работать тебе не нужно, какосел и собака работают, тебе всегда привольно". - "Это только состороны так кажется, - сказала обезьяна, - а на самом деле все иначе. У менятоже бывает, что к киселю ложки не хватает! Ведь я же все должна выкидыватьразные веселые штуки, рожи корчить, чтобы смешить людей, а как дадут они мнеяблоко, смотришь: оно оказывается кислым. Как часто за шуткою скрываетсягрусть! Нет, тридцать лет жизни мне не вынести!" Бог смиловался и даровалей только десять лет.

Наконец, явился и человек, здоровый, веселый, свежий, ипросил определить ему время жизни. "Вот тебе тридцать лет, - сказалГосподь, - довольно ли тебе?" - "Слишком мало! - воскликнул человек.- Чуть только я обзаведусь домом, чуть только запылает огонь в моем очаге, чутьтолько зацветут и станут приносить плоды посаженные мною деревья, жить бы мнеда радоваться! А тут и умирать изволь! Нет, милосердный Боже, продли мой краткийвек!" - "Ну, хорошо. Я приложу к нему восемнадцать лет осла", -сказал Бог. "Мало мне!" - возразил человек. "Ну, еще двенадцатьлет собачьего века". - "И все-таки мало!" - "Ну, ладно же!Накину тебе еще десять лет обезьяньего века, больше и не проси!" Человекушел все же очень недовольный.

С той поры человек живет семьдесят лет.

Первые тридцать лет - цветущие годы - проходят быстро. Тогдаон и здоров, и весел, и работает охотно, и наслаждается жизнью. Затем следуютвосемнадцать лет ослиного века: тяжести наваливаются на плечи: он таскает насебе мешки с зерном для других, а пинки и удары нередко служат емувознаграждением. Затем наступают двенадцать лет собачьего века, когда и онслоняется по углам, ворчит и, не имея зубов, не может никого укусить. А какминут и эти годы, десятилетний обезьяний век заканчивает его жизнь: человекстановится слабоумным и глуповатым, занимается пустяками и является посмешищемдаже для детей.

Давно, давно это было - вышел великан на большую дорогу, и вдругнавстречу ему выскочил неведомый ему человек и крикнул: "Стой! Ни шагудалее!" - "Что?! - проговорил великан. - Ты, ничтожество, которое ямогу расплющить между пальцами, и ты вздумал мне загородить дорогу? Кто ты, чтосмеешь так дерзко говорить со мною?" - "Я - Вестник Смерти, - отвечалнезнакомец, - никто не смеет мне противиться, и ты тоже должен повиноватьсямоим велениям".

Но великан не захотел повиноваться и вступил в борьбу сВестником Смерти.

То была долгая и страшная борьба, в которой наконец великанодолел и кулачищем своим нанес такой страшный удар своему врагу, что тот палназемь около камня.

Великан пошел своей дорогой, а Вестник Смерти, пораженныйим, все еще лежал и до того был обессилен, что даже не мог и приподняться сземли. "Что же из этого может выйти? - спрашивал он самого себя. - Коли ятут буду лежать в углу, никто на свете умирать не станет, и он так переполнитсялюдьми, что им, наконец, негде и стоять будет".

Тем временем по той же дороге шел молодой человек, здоровыйи свежий, весело напевал песню и посматривал по сторонам. Когда он увиделнезнакомца, лежавшего почти без чувств, он сострадательно подошел к нему,поднял его, влил в его уста подкрепляющего напитка из своей фляжки и обогрел,пока к тому снова не возвратились силы,

"А знаешь ли ты, - сказал незнакомец, поднимаясь наноги, - кто я таков, кому ты помог подняться?" - "Нет, - отвечалюноша, - я тебя не знаю". - "Я - Вестник Смерти! - сказал незнакомец.- Никого я не щажу и для тебя также не могу сделать исключения. Но, чтобыизъявить тебе благодарность, обещаю тебе, что я не внезапно нападу на тебя, асначала еще пошлю к тебе моих предвестников, а потом уж сам к тебе приду ипохищу тебя". - "Ну, что же? - сказал юноша. - И на том спасибо; покрайней мере, буду знать, когда ты ко мне придешь, и до тех пор буду считатьсебя обеспеченным..."

Затем он пошел своей дорогой, был весел и доволен и жилодним днем.

Однако же юности и здоровья не надолго хватило; вскореявились болезни и страдания, которые и днем его мучили, и ночью не давалипокоя.

"Умереть-то я не умру, - говорил он сам себе вутешение, - ведь Вестник Смерти сказал мне, что пошлет вперед своихпредвестников, вот только бы отделаться от этих несносных недугов!"

И как только чувствовал себя здоровым, тотчас снова начиналжить в радости.