Мухаммад бен Муслим Лазеки добавил: «О эмир, ты лучше чем мы знаешь науку Корана, слышал я также, что знаешь его содержание наизусть, и твоя память настолько сильна, что можешь по ней воспроизвести аяты в обратном порядке — с конца Книги до ее начала. И поэтому, нет необходимости разъяснять человеку столь ученому, как ты, вещи ясные и не вызывающие сомнений. Но поскольку ты поручил нам обсудить между собой содержание Корана, мы должны довести до твоего сведения результаты того обсуждения. В начале становления ислама корановедение не существовало как наука и мусульмане не ощущали нужды в той науке. Всякий, кто испытывал затруднения в связи с толкованием аятов Корана, обращался за разъяснением к пророку Аллаха (Да благословит Аллах его и его род!) и получал его, тем самым имел четкое понимание повелений Господа. Наука толкования аятов возникла уже после ухода пророка Аллаха (Да благословит Аллах его и его род!) по двум причинам. Первая-больше не было пророка Аллаха (Да благословит Аллах его и его род!), который мог бы толковать смысл аятов. Вторая заключалась в том, что мусульмане, которые при жизни пророка не выезжали за пределы Арабистана, после завоеваний Шама, Ирана и Мисра, начали жить бок о бок с народами, для которых арабский язык не являлся родным и поэтому не понимали содержания текстов Корана. По этой причине возникла необходимость, чтобы мусульмане переводили содержание Корана на местные языки. Кроме того, те племена и народы имели традиции и воззрения, отличавшиеся от традиций и воззрений мусульман Арабистана, они не понимали содержания аятов подобно арабам и те вынуждены были растолковывать им смысл тех аятов. Это и породило науку толкования смысла аятов Корана, постепенно та наука развивалась и некоторые из улемов (т. е. ученых-исламоведов) Ирана начали давать им весьма обширные толкования. Сегодня прошло семь веков со времени возникновения науки толкования смысла аятов Корана, наука эта возникла на основе того порядка, в котором и были расположены аяты Корана и на такой же основе были построены все разработанные комментарии к Корану».

«По этим причинам, если нарушить строй и порядок аятов Корана, будет расшатана наука, что развивалась в течении семи лет и которой, должно быть, суждено далее развиваться в течении последующих веков. Поэтому не следует нарушать порядок расположения аятов Корана, чтобы не расшатать саму науку толкования смысла аятов Корана».

Я сказал: «Всего, что было высказано здесь достаточно и нет смысла в дальнейших дискуссиях, ибо ясно, что порядок расположения аятов в Коране нельзя менять и следует оставить его неизменным до самого Судного дня, когда сам пророк Аллаха (Да благословит Аллах его и его род!), если сочтет необходимым, расположит их в порядке хронологии их ниспослания и я завещаю своим потомкам, чтобы после меня никто из них не смел пытаться изменить существующий порядок расположения аятов Корана».

Закончилась ассамблея ученых-исламоведов, я пожаловал вознаграждение золотом всем тем, кто принял мое прглашение и прибыл в Дамаск и они уехали весьма довольными. К тому времени в Дамаск прибыл второй отряд пополнения, отправленного из Кеша моим сыном под командованием Нуха Бадахшани. Токат, командующим первым отрядом подкрепления, обладал умением, как я уже говорил, фехтовать обеими руками, а Нух Бадахшани обладал таким высоким ростом и широкими плечами, что подобного я не встречал среди своих военачальников. По прибытии второго отряда с пополнением, по моим расчетам, уже можно было выступать из Дамаска. Однако наступила зима. Страна, в которую я намеревался идти походом, была холодной, и часть моего пути пролегала через горы Тур (имеется ввиду горный кряж, который сегодня называется Таурус и его не следует путать с горой Тур, фигурирующей в преданиях иудейских племен. — Марсель Брион).

Перевалы той горы, будучи заснеженными, были непроходимы и если бы я проявил отвагу и двинул войско через них зимой, его гибель была бы неминуемой. Поэтому я благоразумно решил переждать в Дамаске до весны, и только с наступлением теплого периода, когда растает снег, идти на Рум (т. е. в Турцию).

Зиму я провел в своем лагере и иногда посещал город, чтобы совершить намаз в мечети Умара. Время свое я посвятил двум вещам, одна — это встречи и беседы с учеными Дамаска, включая Ибн Халдуна, который, приехав в Дамаск, так и остался в нем по моему повелению, другим делом были военные занятия и упражнения, в ту зиму я заставил всех своих воинов и их начальников предаваться им каждодневно. Сам я тоже принимал личное участие в тех упражнениях с тем, чтобы одни лишь еда и сон, подобно любовным утехам, не расслабили и не сделали нас вялыми и ленивыми. Мои воины и их начальники к окончанию зимы обрели бодрость и веселье и рвались в бой. Всех их я предупредил, что впереди нас ждут тяжелые бои, в которых, возможно, погибнут многие из нас. «Однако», подчеркивал я, «я надеюсь на победу и в случае ее достижения, все золото и богатства правителя Рума, Йилдирима Баязида, будет нашим. Победив его, мы направимся далее, в Византию (т. е. сегодняшний Стамбул) и захватим все находившиеся там богатства, которые накапливались в течении более чем двух тысяч лет. (Пояснение — В те времена, когда Тимурленг вторгся в Рум, Византия была столицей независимого государства Румия-ас-Сугра, еще не завоеванного османскими правителями. Как известно, спустя лишь пятьдесят один год после войны Темурленга с Йилдиримом Баязидом, город Византия был завоеван османским правителем султаном Махмудом Фатихом и перименован в Стамбул — Марсель Брион).

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Поход на Рум и война с Йилдиримом Баязидом

Предо мной лежало много дорог, однако многие из них оканчивались горой или тупиком, либо соединялись с извилистыми тропами, где не пройти было войску. По такой тропе может еще пройти караван, но не войско, которому нужна достаточно удобная дорога, чтобы провести по ней своих вьючных животных, телеги и арбы, если таковые имеются. По этой причине я избрал путь, приведший меня в Кунью. Я знал, что в этом городе погребен создатель «Маснавий-э Маънави» (имеется ввиду поэт-суфий Джалалиддин Руми). Я не люблю то произведение и его автора, ибо тот в своем произведении считает, что все религии равны между собой, и ни одна не обладает каким-либо преимуществом перед другими, тогда как на мой взгляд, ислам воистину превосходит все другие верования, чего невозможно отрицать.

Зная, что я не люблю «Маснавий-э Маънави», по прибытии в Кунью мои спутники предложили разрушить могилу Моулеви (т. е. Джалалиддина Руми) вытащить из