– Да, но тогда я не знал, что скрывается за внешним спокойствием!

– Не спешите судить об этом!.. Граждане по большей части живут счастливой жизнью. Они свободны в той мере, насколько это возможно, работают мало, имеют прекрасное образование, художественное и литературное. Вы слышали наших музыкантов, видели работы наших художников…

– Я недостаточно сведущ, чтобы судить о них, но мне кажется, им недостает выразительности, они… как бы это сказать? Академичны!

– Такова цена безопасности! Видите древние книги, занимающие весь этот угол моей библиотеки? Несмотря на опустошения войны, нам удалось спасти много того, что относилось к эпохе первой цивилизации. В те дикие времена были люди, преданные культуре, – они-то и уберегли эти книги от бомб. Так вот, здесь есть просто восхитительные произведения, сейчас мы таких не производим. Но большинство наших граждан, увы, не поняли бы их.

– А как обстоит дело с наукой?

– В наших школах преподают научные дисциплины, но, как правило, ученикам дают только минимум знаний, необходимый для управления механизмами, благодаря которым существует наша цивилизация. Настоящей наукой занимаются лишь Стражи.

– Но разве время от времени не рождаются люди, которых не устраивает ваша статичная цивилизации? Вы что, истребляете их?

– Нет, разве что в случае крайней необходимости. Мы – не тираны и не дикари, капитан. Те, кто любит физическую активность, или полагает, что любит, отправляются к людям палеолита. Там они находят свою собственную Утопию. Некоторые, впрочем, возвращаются и создают нам проблемы. Тех, кому нравится умственный труд, мы выявляем еще в начальной школе, – они-то и становятся Стражами. В этой должности они вольны использовать свой ум как угодно, но это едва ли не единственная свобода, которой они обладают. Быть Стражем своих собратьев, капитан, – работа тяжелая и плохо вознаграждаемая!

– И у вас никогда не возникает трудностей с ними?

Кебельда слабо улыбнулся:

– Их подвергают идеологической обработке – как когда-то и меня. С течением времени и приходом опыта они сознают это и благодаря своему чувству ответственности становятся лучшими Стражами… большей частью.

– То есть становятся не все?

– Порой приходится принимать не самые приятные меры. Такую цену они платят за доступ к знаниям.

– Однако я встречал таких, как Акеро, он ведь прекрасный историк…

– Вы могли встретить и других. Весьма посредственных, в большинстве своем… Но если говорить об Акеро, мне жаль, что он не стал Стражем. Он один из немногих, чьи способности нам не удалось вовремя разглядеть.

– Могу я задать еще пару вопросов?

– Разумеется. У меня больше нет от вас тайн.

– Первый: зачем нужна содра?

– Капитан, человек стал человеком из-за своей агрессивности. Так было на протяжении двух с лишним миллионов лет, быть может, даже трех! А Утопии всего десять тысяч лет! Как думаете, этого достаточно для того, чтобы изменить человеческую природу? Пока следы этой агрессивности, которая исполнила свою роль и теперь должна исчезнуть, все еще присутствуют, человечество нуждается в стабильности, Стражах и содре! Содра – своего рода заменитель возбуждения от охоты, войны, драк и даже обычного соперничества. Для обладателей грубых инстинктов Утопия имеет один огромный недостаток: в ней становится скучно!

– Второй вопрос касается ваших «людей палеолита». Я видел их мельком. Они выглядят счастливыми, но полны агрессии…

– У них тоже нет войн!

– Да, они мне говорили. Но у них есть ежедневное приключение – охота. Для чего они нужны? И не боитесь ли вы, что через несколько столетий их численность выйдет из-под контроля и…

Он резко прервался, вспомнив слова Дары о том, что выживают лишь немногие группы ее соплеменников.

– Для чего они нужны? Вначале в их число вошли те, кому было бы слишком трудно приспособиться к жизни в Утопии. Потом мы изобрели содру. К тому же Стражей не так много, и не все из них окажутся готовыми к сражению, в том маловероятном, но все же возможном случае, если это понадобится. Если хотите, «люди палеолита» с их агрессивностью – своего рода генетический резерв. Что до численности их населения, мы держим ее под контролем, хотя они не знают об этом. В наших лабораториях разработан возбудитель веселящей лихорадки. Смерть безболезненна, но неизбежна.

– Но это ужасно!

– Не более, чем ваша война, капитан!

– Но мы уже не помним, из-за чего началась эта война, и пытаемся…

– Вот именно! Вы сражаетесь, убиваете друг друга и даже не знаете из-за чего! А мы поддерживаем Утопию! Возможно, через несколько веков человечество не будет нуждаться ни в Стражах, ни в содре, тогда двери наших лабораторий откроются, и мы сможем мирно размножаться на звездах!

– Вас ждут неприятные сюрпризы! Помимо вайтской и меланской конфедераций, есть и другие народы, не всегда миролюбивые!

– Если на нас нападут, мы будем защищаться. У нас есть абсолютное оружие, капитан. Но жители Утопии не станут сражаться между собой, как делаете вы, и уж точно никогда не развяжут войну сами! По этому поводу я должен проинформировать вас о принятом относительно вас решении. Оно вам не понравится. Вы никогда не покинете Землю. Вас разместят на каком-нибудь острове, где вы будете жить и умирать в мире. Мы не желаем, чтобы ваши варварские конфедерации узнали о нашем существовании. О! Мы можем защититься: если бы вместо одного звездолета от вас прилетела целая флотилия, вы были бы уничтожены!

– Возможно. Но у нас тоже есть мощное оружие!

– Капитан, сейчас я покажу вам абсолютное оружие, о котором упоминал. Пойдемте!

Мужчина встал. Долговязый и худой, он выглядел еще более высоким из-за черной туники. Он нажал какую-то кнопку, появились два Стража с оружием наперевес.

– Я принадлежу к научному, а не к военному подразделению Стражей, и, полагаю, не справился бы с вами, если бы вы на меня напали. Но Гона и Руки – наши лучшие стрелки. Не забывайте об этом и следуйте за мной.

Они вышли через другую дверь и на лифте поднялись в бронированную башню. Посередине располагался вогнутый диск, направленный вершиной к потолку, – решетка из блестящего белого металла, метров десяти в диаметре; в центре диска находился усеченный конус из красного металла, видимо, меди. Край диска возвышался над полом примерно на метр, и сквозь прутья решетки можно было различить не слишком глубокую выемку. Фон Кебельда указал на аппарат.

– Это и есть наше абсолютное оружие. Зеркало поворачивается на опоре, которая не видна, прикрывая конус со степенью открытости в тридцать градусов, – активатор Пространства-три.

– Пространства-три?

– Да, капитан Вариг. Ваши звездолеты используют Пространство-два, не так ли? То самое Пространство-два, где скорость света равна квадрату скорости света в обычном пространстве. Вы можете делать это спокойно, ничего не опасаясь, так как Пространство-два – это вакуум, и, соблюдая законы протоисторического физика Эйнштейна, вы можете летать по всему космосу. Так вот: мы, земляне, открыли Пространство-три, где скорость света или, скорее, максимальная скорость передачи информации такова, что мы даже не смогли ее измерить. Вероятно, она конечна, но наши приборы слишком несовершенны. Впрочем, это не важно, ибо Пространство-три – не пустое, и, если судить по тому немногому, что нам известно о нем, оно крайне недружелюбно по отношению к той материи, которая нам известна. У нас есть целый набор прожекторов, обшаривающих все небо своими лучами, начиная с малой высоты, чтобы никто не смог нас поразить. Один из таких прожекторов, установленный на экваторе, и проделал две тысячи пятьсот десять лет тому назад ту дыру в Луне, которая так вас заинтриговала. То был единственный раз, когда мы использовали активатор по-крупному для проверки одной гипотезы: некоторые полагали, что за пределами ста пятидесяти тысяч километров энергия слишком слаба для воздействия на материю в Пространстве-три. Как показал опыт, они ошибались.