На пятый день после своей атаки Соленая Вода успокоилась, и мы снова спустились к берегу. Акха считал, что следует немедленно вернуться к племени, но Трух еще не удовлетворил своего любопытства, а он был старейшиной. Он объяснил нам, что после такой атаки духи, живущие в Соленой Воде, нуждаются в передышке перед новым штурмом, и мы ничем не рискуем. Поэтому мы начали обследовать берег и обнаружили множество странных вещей, занятным образом обработанные куски неизвестного, очень красивого дерева, и я выбрал себе кусок мелкозернистой породы и начал высекать из него фигурку мамонта. А на седьмой день мы повстречали человека.

Он приплыл на большом куске выдолбленного дерева, заостренном с обоих концов, – почти как наши пироги, но куда длиннее их. В передней его части была воткнута толстая палка с привязанным к ней широким фиолетовым крылом. Уже приставая к берегу, он сложил это крыло и увидел нас.

Мы стояли всемером, с оружием наготове, но не выказывали враждебности. Чужеземец был один и выглядел изнуренным и совсем не грозным. Он был среднего роста, весьма упитанный, со смуглой кожей, очень черными волосами и одетый в шкуру неведомого животного, ярко-рыжего цвета или же окрашенную неизвестной нам охрой. Вокруг шеи он носил тесемку, поддерживавшую свисавший на грудь амулет – вероятно, сделанный из прозрачного камня, какие находят иногда в русле рек, но тоже красного. Увидев нас, он схватил амулет и, к нашему глубочайшему удивлению, поднес его к губам, и мы увидели, что он полый и наполнен красной жидкостью, которую чужеземец выпил. Затем, прежде чем мы успели ему помешать, он бросил амулет в воду, тот подержался на поверхности, а потом исчез. Тогда чужеземец посмотрел на нас долгим, пристальным взглядом, пожал плечами, спрыгнул на землю и очень медленно направился к нам.

Мы окружили его, движимые любопытством. Он даже бровью не повел, когда Тхо с возгласами удивления принялся ощупывать шкуру, которая была на нем. Я тоже к ней прикоснулся – искусно выделанная, необычайно мягкая, но очень тонкая и, должно быть, совсем не защищающая от холода. Похоже, ни оружия, ни каких-либо орудий у него при себе не имелось, но к поясу был привязан блестящий желтый камень, занятно вырезанный и инкрустированный зелеными и красными камнями, каких мы никогда прежде не видели. Мы стояли там, ошеломленные, как дети, увидевшие своего первого мамонта, до тех пор пока Соленая Вода, поднявшаяся по щиколотки, не указала на то, что пора возвращаться в лагерь. Чужеземец последовал за нами. Мы предложили ему жареного мяса сайги – кажется, я не упоминал, что этих животных, редких у нас, на западных землях полным-полно, – мяса, которое он съел, задумчиво глядя на костер. Его лицо выражало не страх, но глубокое отчаяние.

Мы объяснили ему, что нам нужно покинуть берег Соленой Воды и вернуться в пещеры. Желает ли он пойти с нами или предпочтет остаться? Быть может, сюда явятся и другие люди из его народа? Он не понял нас, но впервые заговорил – на языке, совершенно нам неизвестном. Но когда, снявшись с лагеря, мы двинулись на восток, он бросил последний взгляд на Соленую Воду, поглотившую его лодку, и последовал за нами.

С первой же остановки стало очевидно: он не знает ничего из того, что обязан знать охотник. Когда Трух жестами показал ему, что надо разжечь костер, он выбрал неудачное место и стал приносить мокрые или зеленые ветки. Он необычайно неловко держался на ногах, спотыкался в траве и производил такой шум, что распугивал дичь повсюду, куда может долететь голос. У него не было ножа для разделки мяса, и, когда Балак изготовил для него нож, отколов несколько пластин от прекрасного куска кремня, он посмотрел на них с изумлением, словно сомневался в их пригодности – и, вероятно, пожелав испытать остроту ножа, порезал себе палец. Мы дали ему четыре дротика и сменную копьеметалку[18], к которой их следовало привязывать, ибо мужчина без оружия ничего не стоит, но, судя по всему, он не знал, что с ними делать, и Сорех-Бан выразил наше общее мнение: «не понимаю, как этот парень мог дожить до совершеннолетия!»

Мы возвращались, делая короткие переходы: Атлан – так его звали – не мог идти так быстро, как мы, более половины суток. Мы останавливались, когда солнце находилось в верхней точке, и разбивали лагерь. Двое или трое отправлялись на охоту. Этот край, где людей почти нет, изобиловал дичью, и нам жилось в нем легко и просто. Мы начали обучать чужеземца нашему языку и были немало удивлены тем, как быстро он его усваивал. Действительно, судя по его поведению, его можно было сравнить с теми детьми, которые порой рождаются несообразительными и, как правило, живут не более пяти весен. Когда мы его нашли, он ничего не умел, но по прошествии стольких дней, сколько есть пальцев на обеих руках, уже умел как следует разжигать огонь и больше не представлял для нас опасности, когда пытался метнуть дротик с помощью копьеметалки. О, он не представлял особой опасности и для тех животных, в которых целился! Руке его недоставало твердости. Но мало-помалу он закалялся, и когда мы оказались в долине, то начали делать почти обычные переходы.

Прошло уже больше двух лун, как мы отправились (двух лун и двух рук дней по подсчету Голя Колдуна), и наш вождь Хорг начал беспокоиться. Мы вернулись затемно. У входа в укрытие, отбрасывая на стену тени хижин, пылал большой костер. Сонг, дежуривший в этот вечер, заметил нас, и племя встретило нас восторженным криком. Женщины сбежали по склону и сразу же спросили: «Вы нашли ракушки?» Затем, увидев Атлана и его странное облачение, уже превратившееся в лохмотья, они излили на нас целую реку вопросов, но Старый Трух резко прервал этот поток красноречия:

– Женщины узнают то, что им следует знать, после вождя и совета!

Совет затянулся далеко за полночь. На нем присутствовали старейшины, вождь, Голь Колдун и члены экспедиции. То было мое первое присутствие на совете – и последнее до тех пор, пока я сам не стал старейшиной. Мы собрались у входа в располагавшийся рядом с хижиной священный грот, куда имеют доступ лишь Посвященные высшего ранга. Атлан вскрикнул от удивления, когда увидел, что вождь пользуется огневым луком[19], и попытался что-то объяснить нам, но он знал тогда слишком мало слов, чтобы мы могли его понять. Похоже, он хотел сказать, что лук имеет другое назначение. Он увидел его впервые – во время похода мы разжигали костры при помощи кремня и желтого камня.

И сейчас, после стольких лун, я прекрасно помню тот совет! Отблески пламени подчеркивали мускулистые руки охотников и изможденное лицо Голя, чьи глаза, возбужденные после ритуального поста, блестели в глубине темных орбит. Я сидел чуть сбоку от круга, как и подобает молодому; чужеземец – рядом со мной. Я был переполнен сознанием собственной важности и в то же время ощущал некоторую робость, даже был немного испуган. Атлан тоже чувствовал себя не в своей тарелке, ибо знал, что вот-вот решится его судьба, а он даже не сможет в случае чего защититься. Трух рассказал о походе, о племенах, которые нам повстречались; все были дружественными и в любом случае слишком слабыми, чтобы потревожить Людей из долины. Рассказал он и о Большой Соленой Воде, о том, как она пыталась утащить нас к себе и там утопить.