думать над сюжетом будущей повести, которая была закончена к середине 1976 года.

Как она написана?

Повесть начинается с трёхстраничного зачина: Распутин в почти фольклорном ключе описывает трёхсотлетнюю историю Матёры. Большая часть повести выдержана в реалистической манере – впрочем, здесь есть напоминающие стилистику магического реализма[1165] эпизоды из жизни Хозяина острова (охраняющего Матёру «ни на какого другого зверя не похожего зверька»).

Валентин Распутин. 1976 год[1166]

Пожалуй, главное, на что стоит обратить внимание, – речь персонажей. Распутин показывает с её помощью картины мира старой жительницы Матёры Дарьи Пинигиной, её сына Павла, живущего в недавно построенном посёлке, и её внука Андрея, рвущегося на строительство ГЭС. Речь Дарьи, на чьей стороне авторские симпатии, – живая, полная прихотливых диалектизмов; речь Андрея, напротив, наполнена штампами. Характерный, даже утрированный пример столкновения разных речевых пластов – сцена разорения матёринского кладбища, которому пытаются помешать жители острова:

– В чём дело, граждане затопляемые? – важно спросил мужчина. – Мы санитарная бригада, ведём очистку территории. По распоряжению санэпидемстанции.

Непонятное слово показалось Настасье издевательским.

– Какой ишо сам-аспид-стансыи? – сейчас же вздёрнулась она. – Над старухами измываться! Сам ты аспид! Обои вы аспиды! Кары на вас нету.

Сюжет повести не богат событиями; его центральная точка – неизбежная катастрофа – в книге отсутствует, описывается только её бесконечное ожидание. Каждая глава – это зарисовка из жизни Матёры, многие из них заканчиваются короткой фразой, напоминающей о неизбежной катастрофе, обрыве этой жизни. Например, финал первой главы: «Но вот теперь оставалось последнее лето: осенью поднимется вода»; пятая глава заканчивается фразой «Помянешь, ох помянешь Матёру…»; десятая – «А впереди, если смотреть на оставшиеся дни, становилось всё просторней и свободней. Впереди уже погуливал в пустоте ветер» – тут можно услышать практически намёк на Книгу Бытия: «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою».

Что на неё повлияло?

Как и другие деревенщики (кроме, быть может, Виктора Астафьева), Распутин всегда был писателем-реалистом. Его тексты чуть ли не напрямую наследуют реализму XIX века, который был для деревенщиков недостижимым образцом. Можно увидеть здесь и влияние короткой прозы Александра Солженицына (героиня рассказа «Матрёнин двор» могла бы быть младшей сестрой распутинской Дарьи) или провести параллель между описанием быта последних жителей Матёры и романами Михаила Шолохова – «Тихим Доном» и «Поднятой целиной» (которые уходят корнями всё в тот же русский реализм XIX века).

Из зарубежных авторов Распутину явно близок Уильям Фолкнер (с которым его часто сравнивают). Американский классик также описывал «дикие», отдалённые от центра страны места, расположенные в вымышленном южном округе Йокнапатофа. Как и Фолкнер, Распутин очень внимателен к речевой манере «простых людей», через которую раскрывается их характер, биография, страхи и т. д.

Как она была опубликована?

Повесть была опубликована в октябрьском и ноябрьском номерах журнала «Наш современник»[1167] в 1976 году, а позднее несколько раз выходила как отдельными изданиями, так и в собраниях сочинений Распутина. Уже в 1990-е годы Распутин переработал финал повести, обострив, по мнению исследовательницы Анны Разуваловой, «её трагическую безысходность». В финале повести немногие матёринцы, оставшиеся на острове вопреки распоряжению властей, переговариваются в темноте барака, как бесплотные тени в загробном мире, не понимая уже, в разуме они или сошли с ума, ночь или день на дворе: «Дня для нас, однако, боле не будет». В советской версии повести в финале слышится «недалёкий тоскливый вой – то был прощальный голос Хозяина», а следом за ним доносится «слабый, едва угадывающийся шум мотора»: это сквозь туман за старухами едет катер, чтобы вернуть их в мир живых. Но в последней авторской редакции катера нет – воет только Хозяин острова, предвещая скорый конец и Матёре, и её жителям.

Как её приняли?

Экологический пафос Распутина и интерес к деревенским писателям вообще сделал повесть «Прощание с Матёрой» важным событием в советской литературе. В 1977 году журнал «Вопросы литературы» пригласил нескольких литературных критиков для обсуждения повести, которое получилось довольно обширным (почти восемьдесят журнальных страниц). Один из центральных тезисов в этом обсуждении принадлежал критику Юрию Селезнёву[1168], разграничившему понятия «земля» («то, с чем человек нерасторжимо связан от рождения…») и «территория» («элемент государственно-бюрократических языка и практик»). Матёра, разумеется, была «землёй», с которой жителям невозможно расстаться, – именно поэтому конфликт повести был настолько острым. С другой стороны, известный писатель-диссидент Георгий Владимов[1169] воспринимал его как псевдоконфликт, плод фантазии Распутина, не имеющий отношения к реальности: в частном письме он утверждал, что старые жители Сибири и других расселяемых регионов «пуще всего… мечтают перебраться в квартиры с газом и унитазом, но, согласно Распутину, они так свою "почву" любят, что даже полы моют перед затоплением Матёры».

Что было дальше?

«Прощание с Матёрой» стало предвестием экологического движения, развернувшегося в годы перестройки. Во многом благодаря повести Распутина в обществе утвердилось понимание, что за технический прогресс и гигантские стройки приходится платить иногда слишком дорогую цену. После «Матёры» Распутин пишет множество публицистических текстов о важности сохранения Байкала, окружённого заводами. Он высказывается и против других экологически опасных больших строек, в том числе в 1980-е участвует в большой кампании интеллигенции против поворота сибирских рек. Перестроечный съезд Союза писателей, прошедший в 1986-м, называли «съездом мелиораторов»: поворот сибирских рек[1170] был главной его темой. В защиту рек Распутин писал, например: «Реки – Обь, Енисей, Лена – могут соперничать лишь между собой. В озере Байкал пятая часть пресной воды на земном шаре. Нет, всё здесь задумывалось и осуществлялось мерою щедрой и полной, точно с этой стороны, от Тихого океана, и начал Всевышний сотворение Земли…» (впрочем, его коллега, писатель-деревенщик Василий Белов, вообще угрожал совершить самосожжение на Красной площади, если поворот рек будет осуществлён). В конце концов проект свернули.

Во время перестройки неприятие Распутиным современного мира лишь усугубляется: картина мира, живой иллюстрацией к которой стала его Дарья Пинигина, претерпевает метаморфозу, выливаясь у писателя в ригоричные публицистические формулы («…всё озлобленней выжигается теле- и радионапалмом историческая, духовная и культурная Россия»). Он подписывает антиперестроечное «Письмо семидесяти четырёх» и окончательно становится политическим консерватором, оправдывающим политику Сталина и уверенным в необходимости сильной власти. В 2003 году, после долгого перерыва, Валентин Распутин публикует повесть «Дочь Ивана, мать Ивана», в которой возникшее ещё в «Прощании с Матёрой» разделение на «своих» (деревенских, русских) и «чужих» (городских, нерусских) приобретает тенденциозное, на грани с ксенофобией, звучание.

Единственная экранизация повести вышла в 1981 году, через пять лет после публикации, – фильм «Прощание», начатый Ларисой Шепитько и законченный (после трагической гибели режиссёра в автокатастрофе) её мужем Элемом Климовым. Суггестивный кинематографический язык Шепитько и Климова сделал центральную коллизию повести ещё более мрачной, придал ей почти апокалиптический оттенок. Спектакли по «Прощанию с Матёрой» неоднократно ставились в российских театрах, а в 2015 году прозаик Роман Сенчин опубликовал роман «Зона затопления», посвящая его Валентину Распутину: по сути, это ремейк его повести, основная сюжетная линия которой перенесена в наше время.

Деревня Матёра действительно существовала в Сибири?

Нет, населённого пункта с таким названием в Сибири никогда не было. Зато была деревня Матерá (с ударением на последний слог), стоявшая на правом берегу Ангары в устье реки Шаманки и оказавшаяся в зоне затопления Усть-Илимского водохранилища. Другим прообразом деревни Матёры в повести мог быть населённый пункт Горный Куй, затопленный при строительстве Братской ГЭС. Наконец, на дне того же Братского водохранилища оказалась в 1962 году и родная деревня Распутина Усть-Уда: жителей эвакуировали в специально построенный одноимённый посёлок.

Строительство Братской гидроэлектростанции. Вид на плотину. 1960 год[1171]

Матёра – очевидно собирательный образ сибирской деревни. Прилагательное «матёринский» выглядит на письме как «материнский», и этот мерцающий смысл нередко обыгрывается в тексте: «Пышно, богато