искать истину, а не довольствоваться нужными следствию показаниями. Другим фанатичным пристрастием Домбровского была археология: он очень гордился участием в алма-атинской научной экспедиции, в результате которой были найдены останки и украшения некоей древней аристократки. Об этой находке рассказывается уже на первых страницах «Факультета…», и современный археолог Александр Формозов считает, что описание Домбровского в принципе достоверно. По мнению Формозова, в 1930-е годы многие экспедиции проводились плохо или были не закончены из-за многочисленных арестов учёных. Так происходит и в романе Домбровского, где руководители раскопок, Зыбин и Корнилов, не просто малокомпетентны, но и арестованы в самый разгар работ.

«Факультет ненужных вещей» – это продолжение предыдущего романа Домбровского?

О том, что «Факультет ненужных вещей» – продолжение романа «Хранитель древностей», говорил и сам Домбровский, и его исследователи. Оба текста считаются связанными друг с другом на уровне замысла, фабулы, места и времени действия. Можно сказать, что в «Хранителе» Домбровский находит новаторский для русской прозы способ написания романа: он включает в текст подлинные документы, исследования и другие подобные материалы. В «Факультете…» он уже отступает от этого метода: документы встречаются и здесь, но они могут быть вымышленными, а исследования – крайне эксцентричными (например, трактат бывшего священника Андрея Куторги). Второй роман начинается там, где заканчивается один из эпизодов «Хранителя древностей»: герои находят археологическую реликвию (останки древней царицы или шаманки), которую некому атрибутировать – все археологи-профессионалы уже арестованы или находятся на грани ареста. В «Факультете…» Домбровский создаёт картину гораздо более масштабную, не ограниченную реалиями конца 1930-х: уже не оглядываясь на советскую цензуру, он проговаривает все явные и скрытые мотивы персонажей, а также обращается к историческим параллелям (вплоть до Римской империи), которые могут помочь в понимании природы сталинской тирании.

Надо сказать, что «Хранитель древностей», появившийся в эпоху оттепели, был ориентирован на официальную публикацию в Советском Союзе, поэтому в нём сглажены многие острые моменты, связанные с массовыми репрессиями. Но и в приглушённом виде они довольно красноречивы: например, перманентный конфликт Зыбина со специалистом по массовой работе Зоей Михайловной, срывающей со стен музея портреты буржуазных специалистов и репрессированных учёных; постоянные угрозы Зыбину и Корнилову со стороны учёного секретаря библиотеки Аюповой; внезапное задержание завхоза музея, за которого никто не смеет вступиться. В «Хранителе древностей» чувствуется нарастание тревожности, которая вторгается в жизнь героев и всей страны вместе с первыми арестами «вредителей» и сообщениями советских газет о грядущей большой войне (до реальной Второй мировой войны оставалось ровно два года). Впрочем, Зыбин ещё может позволить себе игнорировать надвигающуюся угрозу, отгораживаясь от неё работой или ироничным скепсисом. В мире «Факультета…» это уже невозможно: любая двусмысленность жёстко пресекается даже в неформальных разговорах (например, директором музея, который в «Хранителе древностей» всё-таки вызывал симпатию), и даже безобидная попытка эскапизма может привести к печальным последствиям (ведь Зыбина арестовали, когда он выехал из города на пикник). Атмосфера тревожности первого романа перерастает в «Факультете…» в настоящий ужас, дезориентирующий героев, которые забывают о чувстве собственного достоинства и сверяют свою жизнь со всё более жёсткими идеологическими требованиями.

Это отражается и в стилистике текстов: если «Хранитель древностей» – это наследующий модернистской прозе тонкий роман-эссе, то «Факультет…» в большей степени реалистичен, связан со стремлением Домбровского высказать правду о советском обществе 1930–50-х годов. Если в первом романе история Георгия Зыбина воспринимается как «частный случай» несовпадения с социальным контекстом, то в «Факультете…» Домбровский выносит приговор всему советскому государству, морально унижающему и физически уничтожающему своих граждан.

Где и когда происходит действие романа?

Почти все события романа, не считая флешбэков и авторских экскурсов в древнюю историю, происходят в Алма-Ате в середине 1937 года. Домбровский показывает, что происходит с героями романа на пике массовых репрессий, но в то же время представляет любимый город, сыгравший важную, если не центральную, роль в его жизни. В «Факультете…» довольно часто возникают городские пейзажи, описывается известный стихийный рынок и другие городские пространства – парки, заповедники, в которых герои романа чувствуют себя гораздо безопаснее, чем в центре города.

Сам Домбровский оказался в Алма-Ате весной 1933 года: это был цветущий южный город с довольно слабой социальной инфраструктурой. Начало 1930-х годов как раз было временем культурного и социального освоения Казахстана: оно началось сразу после Октябрьской революции и стало особенно интенсивным после 1929 года, когда столицу республики перенесли из Оренбурга в Алма-Ату. В городе оказалась и большая часть обширной археологической коллекции оренбургского музея, которую разбирает и классифицирует в «Хранителе древностей» Зыбин. То же самое происходит и с библиотеками двух городов: работающий там Корнилов недоволен, что некому разбираться с редкими книгами, оказавшимися в Алма-Ате.

Алма-Ата. Гостиница «Джетысу». 1930-е годы[1160]

Что означает название романа?

«Факультетом ненужных вещей» оказывается в сталинское время юриспруденция, принципы которой воспринимаются не иначе как помеха для работы советского следователя: Георгий Зыбин попадает на допрос уже заведомо виноватым (в краже золота и, значит, во вредительстве), ему нужно только вслух признать свою вину. Но он сразу отказывается это сделать, из-за чего попадает в почти бесконечный цикл пыток, унижений и допросов. На одном из них Зыбин вспоминает, что во время его обучения студенты «юридического факультета знали классиков, знали, кто такой Полоний…»[1161] (по-видимому, это намёк на коварство и тотальную зависимость от начальства), а следователи 1930-х годов заботятся только о выбивании признания, которое один из архитекторов сталинских репрессий Андрей Вышинский[1162] называл «царицей доказательств». Ради получения признания оправданны любые действия: «…прикарманивать при обысках деньги, материться, драться, шантажировать, морить бессонницей, карцерами, голодом, вымогать, клясться честью или партбилетом, подделывать подписи, документы, протоколы, ржать, когда упоминали о Конституции ("И ты ещё, болван, веришь в неё!" Это действовало как удар в подбородок)». Отстаиваемая следователями «социалистическая законность» на деле оказывается бесчеловечным произволом, которому Зыбин отчаянно сопротивляется словом и делом (вплоть до нападения на одного из следователей).

Отказ от «буржуазной» юриспруденции влечёт за собой и отказ от концепции личности, чьи права и свободы она могла бы защищать. В дальнейшем «ненужными» могут оказаться археология, история и культура, которые должны ещё «доказать» свою необходимость строителям нового общества. В этом случае бесконечно возрастает ценность свободного – неподцензурного – творчества, равнодушного к слишком частым сменам идеологических пейзажей: именно поэтому для Домбровского так важны образцы художников-аутсайдеров, в частности Калмыкова, за работой которого Зыбин восхищённо наблюдает во время прогулки по Алма-Ате.

Как в «Факультете ненужных вещей» сталкиваются разные представления о праве и законности?

Героев романа можно разделить на две условные группы: приверженцев социалистической законности, упрощённой и адаптированной для нужд сталинских чисток (следователи Нейман, Хрипушин, Долидзе), и тех, кто остаётся на позициях старого доброго гуманизма, «факультета ненужных вещей», оставляющего за человеком право быть свободным в своих взглядах и решениях (Зыбин). Два этих мировоззрения сходятся в атмосфере общественного страха и напряжения не на жизнь, а на смерть.

Симпатия автора однозначно на стороне Зыбина, готового погибнуть, но не лжесвидетельствовать против себя. Советское следствие, по Домбровскому, не более чем массовое производство лжи, необходимое для сиюминутного карьерного интереса, личного самосохранения или идеологического представления. Следователь Нейман прекрасно понимает, что Зыбин не имеет отношения к пропаже музейного золота (а в самом конце романа убеждается в этом воочию, найдя золото в самом неожиданном месте), но не может отказаться от мысли о показательном процессе над учёными-вредителями, который мог бы способствовать его карьере. А окончившая ГИТИС и ставшая следователем практически случайно Тамара Долидзе мечтает на следствии встретиться лицом к лицу с врагами народа и изменниками родины – но видит лишь измученных и ни в чём не повинных людей, попавших в застенок по ложному обвинению или доносу. Её растерянность возрастает, когда она видит старого заключённого Каландарашвили, освобождённого по личному указанию Сталина (которому он когда-то очень помог в одной из ссылок). Встретившись глазами с Каландарашвили, Тамара понимает:

…произошло что-то такое, что у неё было только однажды, когда она заболела малярией. Всё словно вздрогнуло