– Почти наверняка, – заверила его я. – Знаешь что, после обеда я поговорю с Селией в гостиной, а ты, если можно, подольше посиди за своим порто, договорились? И не приходи, пока я за тобой не пошлю.

– Ладно, – тут же согласился он. – Выпью порто и съем немного сыру. И, уверяю тебя, особенно спешить я не буду.

Сыр, заказанный Гарри, оказался настолько пахучим, что Селия тут же встала и предложила нам с ней перейти в гостиную. Я засмеялась и тоже встала из-за стола, прихватив с собой с большого блюда с фруктами румяное яблоко.

– Селия права, Гарри. Я лучше съем это яблоко в гостиной, лишь бы не сидеть за одним столом… с твоим сыром!

Гарри добродушно хмыкнул, ничуть не поколебленный моей шуткой.

– Вы обе такие милые, но в сыре ничего не понимаете, – сказал он. – Ступайте в гостиную и поболтайте всласть. Знаешь, Селия, мне кажется, Беатрис хочет сообщить тебе кое-какие хорошие новости.

Глаза Селии радостно вспыхнули, ее взгляд метнулся ко мне, и лицо осветила улыбка, которая всегда была у нее наготове.

– О, Беатрис! Это связано с Джоном? – спросила она, как только за нами закрылась дверь гостиной.

– Нет, – сказала я. – Пока еще нет. Но последнее письмо, которое я получила, было в высшей степени обнадеживающим. Доктор Роуз говорит уже всего о нескольких месяцах, а не о каком-то неопределенно долгом сроке.

Селия кивнула, но свет в ее глазах погас. Было заметно, что она сильно разочарована. И я не без свойственной мне зловредности подумала, что, пожалуй, чрезмерно усилившийся интерес Гарри к еде и его все увеличивающийся вес стали причиной того, что для Селии он из золотоволосого принца первой поры их супружеской жизни стал превращаться в скучного, не вызывающего пылких чувств обжору. Тогда как Джон, тонкий, напряженный, с его отчаянным горем, с его нервными и страстными попытками победить пьянство и вырваться из-под моего властного контроля, вполне мог вызвать у Селии любовь, которую весьма трудно было бы назвать сестринской.

Но я не была готова сейчас с помощью шуток выведывать у Селии правду. Сперва мне нужно было преодолеть главное препятствие, и я все свои мысли, все свое внимание вложила в то, чтобы подобраться к разговору о наследстве, хотя и не особенно рассчитывала на благоприятный исход этого разговора.

– И все-таки новость, о которой я хочу тебе сообщить, хорошая, – сказала я и, пройдя через всю комнату, устроилась у камина в широком кресле с подлокотниками, подтащив поближе скамеечку и поставив на нее ноги, чтобы чувствовать жар горящих дров. Селия, утонув в кресле напротив, не сводила с меня глаз. В мерцающем свете камина и горящих свечей она выглядела как очень юная и очень серьезная школьница. Слишком юная, чтобы быть замешанной в столь сложном заговоре, основанном на бесконечной лжи, обманных действиях и полуправдивых признаниях. И слишком серьезная, чтобы предпринимать безнадежные попытки вырваться на свободу, оказавшись у меня в руках.

– Гарри знает, что ты бесплодна, – с места в карьер начала я. – Он давно уже отчаялся иметь сына и наследника.

Селия чуть слышно охнула и невольно поднесла руку к щеке, словно причиненная ей душевная боль откликнулась болью зубной.

– О нет! – вырвалось у нее.

– Но у него, к счастью, возникла одна чудесная идея, благодаря которой можно будет переписать имение на Джулию, – сказала я. – Это полностью его план, хотя и я, конечно, участвовала в его осуществлении. Мы ничего тебе не говорили, потому вообще не были уверены, что такое возможно. Но оказалось, что возможно. Гарри сможет выкупить право на наследство у нашего кузена Чарлза Лейси и переписать все права на Джулию, они с Ричардом станут сонаследниками Широкого Дола и впоследствии будут совместно им править.

Глубочайшее изумление на лице Селии сменилось полнейшим ужасом, и она переспросила:

– Будут править совместно? Станут сонаследниками? Но как?

Я старалась говорить спокойно, даже весело, хотя слова подбирала с особой осторожностью. Я испытывала неловкость. Я нервничала. Это было все равно что гнать незнакомую лошадь к барьеру, высота которого тебе неизвестна, и в такой местности, где ты никогда не бывала.

– Они просто будут партнерами во всем, – непринужденным тоном пояснила я. – Как мы с Гарри.

– Как вы с Гарри? – повторила Селия. – Как вы с Гарри… – Она сидела лицом ко мне, но смотрела не на меня, а в огонь, и было в ее светло-карих глазах нечто такое, что мне вдруг захотелось узнать, что же она там видит, в этой груде пылающих поленьев.

– Нет! – вдруг резко заявила она.

Я так и подскочила от непритворного удивления.

– Что «нет»?

– Нет, и все, – сказала Селия. – На это я своего согласия не даю. Я этого не желаю. И не считаю эту идею такой уж хорошей.

– Селия, что ты говоришь? – Мне очень не нравилось, что она говорит так быстро и с таким напором. А ее напряженная неподвижность меня даже немного пугала.

– Я не желаю, чтобы этот договор был подписан, – отчеканила она. – Я – мать Джулии, и у меня есть право высказать свое мнение, когда принимается решение относительно ее будущего. Я не желаю, чтобы все это продолжалось.

– Но почему, Селия? – недоумевала я. – Что такое тебе в голову пришло? Почему ты так противишься намерениям Гарри?

Но мои слова ее не остановили, хотя вроде бы должны были остановить. Ее взгляд был по-прежнему прикован к камину, словно там, среди горящих головней, видела, как мы с Гарри лихорадочно совокупляемся здесь, на ковре, возле этого самого камина; словно моя мать сумела мысленно передать ей то, что предстало ее взору в тот жуткий вечер.

– Это трудно объяснить, – сказала она. – Но я не хочу, чтобы Джулия занималась хозяйством Широкого Дола столь же усердно, как это всегда делала ты. – Я отчетливо слышала напряжение в ее голосе, связанное с нежеланием как-то меня задеть, однако надо было быть совсем глухой, чтобы не услышать в ее голосе также и уверенности. – Это поместье так много значит для тебя, Беатрис, – продолжала она, – что ты просто не можешь понять: есть и другая жизнь, более подходящая для юной девушки. Да, я бы хотела, конечно, чтобы Джулия полюбила эти места, дом ее детства и юности, но пусть она потом с легким сердцем оставит Широкий Дол и выйдет замуж за того, кого выберет сама.

– Но ведь благодаря этому договору она становится наследницей, Селия! – воскликнула я. – Она, разумеется, может выйти замуж за того, кого выберет сама, и он будет жить с нею здесь, как мы с Джоном, как вы с Гарри. Она будет сонаследницей Широкого Дола! По-моему, просто невозможно благословить дитя более щедрым подарком!

– Очень даже возможно! – возразила Селия даже с какой-то яростью, хотя и по-прежнему тихо. – Величайшим моим благословением, величайшим моим подарком Джулии будет то, что я сумею удержать ее от мысли, что Широкий Дол – единственное место на земле, где стоит жить! Что только обладание этим поместьем может сделать ее счастливой. Я хочу, чтобы она могла быть счастлива где угодно. Я хочу, чтобы она была счастлива, потому что живет честно, потому что у нее чистая совесть и потому что она может и хочет свободно дарить и получать любовь. И я вовсе не хочу, чтобы она считала, будто счастье в жизни может быть связано с сотней акров земли и жалкой голодающей деревушкой!