Взамен изменника Собор Антиохийской церкви выбрал патриархом Иоанна (475, 495—497), некогда посвященного Петром Кнафеем в епископы. Полагая того сторонником свергнутого Кнафея, патриарх Акакий воспротивился этому решению, и спустя всего 3 месяца вновь испеченный архипастырь был также низложен. Как видим, и Константинопольский патриарх без стеснения проявлял свою власть: и в Александрии, и в Антиохии патриархи ставились и снимались с кафедр по его воле. На освободившуюся кафедру был избран Стефан (477), которого враги вскоре обвинили в несторианстве. И хотя сам император и специально созванный для этого Поместный собор опровергли обвинения и очистили его имя, через несколько месяцев патриарх Стефан был убит собственными клириками, когда совершал Литургию. Толпа безумцев бросила его труп в реку.

Когда об этом узнал император Зенон, он немедленно лишил Антиохийскую церковь права поставлять себе патриарха из среды своего клира (!), тем самым многократно расширив полномочия патриарха столицы. Об этой новации был извещен и папа Симплиций, который в своем письме от 23 июня 479 г. одобрил такое решение (!). Новое назначение состоялось уже по инициативе патриарха Акакия, самолично поставившего архиереем в Антиохию Иоанна Каландиона (481—484), твердого халкидонита. Правда, папа пытался в своем послании отговориться, будто такой прецедент никак не должен служить примером на будущее время, но «ящик Пандоры» уже был открыт. И спустя короткое время папа Феликс II, прекрасно отдавая себе отчет в том, что его восточный собрат-соперник уже не удовлетворяется равенством «чести», но чувствует себя вполне «Вселенским патриархом», гневно писал Акакию: «Я не знаю, каким образом, почему, ты возымел притязания быть главой всей Церкви»[1123].

На свою беду, Каландион вступил в тесные отношения со всемогущим Иллом, не раз выручавшим его из беды, когда монофизиты пытались лишить Иоанна кафедры. Естественно, когда затеянный Иллом государственный переворот завершился катастрофой для его вождей и исавр был казнен, царь, не мешкая, лишил патриаршей кафедры и Иоанна Каландиона, как его приспешника. И по многочисленным настояниям антиохийцев, у которых Петр Кнафей пользовался непререкаемым авторитетом, Зенон вернул того на патриаршую кафедру[1124].

Это событие еще более охладило отношения между Римом и Константинополем: папа был искренне возмущен тем, что лицо, дважды с его ведома отставленное от патриаршей кафедры в Антиохии, вновь было назначено на эту должность. Попытки императора Зенона в очередной раз объяснить понтифику, что низложение Каландиона и восстановление в правах Кнафея вызваны отнюдь не вероисповедальной позицией обоих патриархов, а политическими мотивами, но папа был непреклонен. Стороны зашли уже так далеко, что трудно было найти какой-то компромисс, который позволил бы уладить дело миром[1125].

Дальнейшие события напоминают настоящий детектив и позволяют без труда установить тот факт, что вовсе не «Энотикон» являлся причиной данного конфликта между Константинополем и Римом, а пресловутый 28-й канон Халкидона, иными словами, – борьба за власть в Церкви. Если Акакий был так неприятен Риму, то, следуя здравому смыслу, его смерть должна была угасить (хотя бы на немного) огонь вражды между двумя первыми кафедрами. Но – ничуть не бывало. И когда преемник Акакия патриарх Фравита (489) попытался наладить отношения с понтификом, ничего не получилось. Папа Феликс хоть и поздравил своего собрата с избранием на патриаршество, но категорически отказался вступать с ним в общение до тех пор, пока из диптихов не будут изъяты имена Акакия и Петра Монга. В том же духе было отписано послание и императору. Примечательно, что Феликс отказался вступать в общение даже со своими давними сторонниками – акимитами, возглавившими делегацию в Рим от лица Фравиты. Отсюда всем стало ясно, что чистота веры и Халкидон мало волнуют апостолика, для которого важнее было публично унизить давнего соперника.

Впрочем, Фравита через 4 месяца скончался, а его преемник Евфимий (489—495), хотя и являлся строгим халкидонитом, не отличался широтой кругозора покойного Акакия. Первым шагом он решительно порвал общение с Петром Монгом и даже хотел созвать Собор для его низложения, от чего его с трудом уговорил весьма авторитетный в церковных кругах Востока митрополит Кесарии Каппадокийской Архелай. Смерть Монга 29 октября 489 г. ничего не изменила, и Евфимий по-прежнему не желал иметь общения с новым предстоятелем Александрийской кафедры Афанасием II Келитисом (489—496), который придерживался линии «Энотикона». Были разорваны отношения и с Антиохией, и с Иерусалимом, патриарх которого Саллюстий (486—494) также стоял на позициях «Энотикона». Таким образом, всего за несколько месяцев все дело императора Зенона по консолидации Востока и мягкой локализации монофизитства рухнуло. Как и раньше, Восток оказался расколотым. Пребывающий в эйфории Евфимий с радостью направил в Рим послание к папе, надеясь, что после удовлетворения всех его требований понтифик наконец-то примет его в свои объятия. Но ничуть не бывало!

1 мая 490 г. Апостолик вручил патриаршим послам письмо, в котором строго-настрого запретил всем православным христианам вступать в общение с Константинопольским патриархом до тех пор, пока сам Римский папа не примет по Евфимию окончательного решения. Понтифика не остановил даже тот факт, что Евфимий был готов с радостью исключить имена Акакия и Монга из диптихов, а также православнейшего Фравиту, к которому вообще не могло быть никаких претензий! Всем стало очевидным, что в очередной раз папой двигали не ревность по вере, а неуемное желание твердо закрепить за собой позицию первейшей кафедры Кафолической Церкви и ниспровергнуть 28-й канон. Хуже еще было то, что опять же для знающих людей не являлось секретом то довольно унизительное для Римских епископов обстоятельство, что за спиной принципиального (на первый взгляд) Феликса незримо стоял Одоакр, который никак не желал восстановления отношений между Римом и Константинополем, что стало бы первым шагом восстановления Священной Римской империи в прежних границах. И папа, столь жесткий в отношениях с Зеноном и Константинопольским клиром, становился послушлив и скромен вблизи германского вождя[1126].

Последние годы императора Зенона были далеко не самыми счастливыми в его жизни. Чувствуя приближение смерти, он надеялся обеспечить преемство власти своему брату Лонгину, которому дважды (в 486 и 490 гг.) предоставлял консульство и которого назначил магистром армии. Однако брат не снискал любви у константинопольцев, и шансы его были ничтожными. Будучи суеверным, император попросил своего оруженосца (некоторые утверждали, что тот был даже знатным вельможей) Мариана, о котором ходили слухи, будто он умеет предсказывать судьбу, назвать имя будущего царя. Тот ответил, что им станет некий селенциарий (чиновник, отвечающий за порядок во дворце), чем вызвал подозрение Зенона на счет уважаемого и верного ему Пелагия, занимавшего этот пост. По приказу Зенона, решившего поспорить с судьбой, того тотчас арестовали и задушили[1127].