– Я не буду врать, – голос Холеры звучит контрастно холодно, – я просто напомню. От ваших детей вы дали мне таблеточку. Забыли?

Земля под ногами будто вздрагивает.

Это хороший удар. От него встряхивается и мелко шумит под ногами мир.

Я помню прекрасно, что стало причиной для расставания. Сущая мелочь, из которой эта идеалистка раздула бучу – так я тогда думал. Думал, это станет мелкой размолвкой, и мы урегулирем это позже, но…

Мир был против. И протестовал от души.

– Это так не работает, – хрипло произношу я упрямо, – о таких вещах сообщают.

– Зачем? – Холера приподнимает бровь. – Чтобы вы снова за меня все порешали и отвели меня за ручку на аборт?

– Мы могли это обсудить.

– Как обсудили новости о слитом компромате? Как обсудили попытку моей подруги совершить самоубийство? Ах, да, точно, мы же ничего не обсуждали, – Холера фальшиво кривит губы, – потому что вы были заняты, Юлий Владимирович. И тогда, и месяц спустя, и два месяца спустя.

– Катя, послушай, – выдыхаю хрипло.

– Нет, это ты меня послушай, – она резко сужает глаза, – да, я родила Каролинку. А еще я консультировалась со врачом. И знаешь, что мне сказали? Это чудо, что Каролинка вообще получилась. Потому что по идее таблеточка твоя волшебная должна была её убить. И если раньше я ненавидела тебя просто потому, что ты мудак, который со мной развлекался, то теперь, каждое утро, когда я смотрю на дочь – я думаю о том, что её у меня могло и не быть. Из-за твоей таблеточки. И ненавижу тебя сильнее. Сильнее. Сильнее!

Она шипит и скалит зубы как отчаянная волчица, а я…

А я сгребаю её в охапку и стискиваю так, чтоб она вскрикнула.

Потому что из всего того спектра эмоций, что меня сейчас колотят напополам с шоком – есть и благодарность. Бешеная, лютая, отчаянная благодарность.

Потому что… Она могла аборт сделать. Не сделала. И…

Трр-кхсч..

Если раз услышал этот звук – потом уже ни с чем не перепутаешь. Правда опознать звук и среагировать на него – вещи разные. Я просто не успеваю, когда мне в бок, под ребра, снова с размаху впечатывают чертов шокер.

И это ж… Бля!

Мир пошатывается, я – не удерживаюсь на ногах, падая на колено.

Холера делает шаг от меня как от прокаженного.

– Я живу в другом городе, – произносит она холодно, – выхожу замуж. У Каро будет отличный отец, которому ты и в подметки не годишься. Кто знает. Может, лет в четырнадцать она сама решит с тобой пообщаться. Но это будет её решение. А до той поры ты к ней не подойдешь. Не приблизишься даже.

– Ну, ты даешь, Катюха…

Анька, выскочившая за мной из гостиницы, но мою разборку с Ройхом заставшая только в развязке, почти вприпрыжку за мной несется. А я… А я лечу. Без остановки. Лишь бы не видеть, что земля под ногами горит. Я знаю, знаю. Чувствую пылающими пятками. Даром что в туфлях!

– Все в порядке, заяц?

И Кир выскочил за мной!

Засада! Я-то надеялась, хоть в лифте смогу расслабиться, хоть на пару секунд, но нет!

Держись, Катя, держись. Держи лицо, хоть какое-то, только держи. Чтоб никто даже не подумал, что из души твоей, из многочисленных дырочек, хлещет во все стороны тонкими алыми струйками боль.

Я не хотела этой встречи. Я не хотела этих откровений. Я и так вчера позволила себе лишнее!

– Катен, – пальцы Кира касаются моего предплечья, – на тебе лица нет.

Когда-то давно Ройх попрекал меня, мол, из меня хреновая актриса.

Ох, как он был не прав. Потому что плохая актриса точно так не сможет.

Мне хочется упасть в кровать и расплакаться, а я – вывожу на лицо вымученную улыбку.

– Это была неприятная встреча. Я в норме. Дай мне чуть-чуть отдышаться.

– Это был отец Каро, да?

Ох, черт, он ведь стоял дальше, чем Анька.

– Татьяна Алексеевна сказала, пока Карамелину уводила, – заметив мои удивленные глаза, фыркает Кир, – попросила не спешить вписываться, но подстраховать тебя на всякий случай.

Вот бы меня сейчас кто-нибудь подстраховал. Я бы не отказалась.

– Да, это был он, – устало говорю, обнимая себя за плечи, – и я очень хотела, чтобы он про Каро не узнал, но все как будто против меня.

– Ну, почему против тебя? – насмешливо произносит Кир. – Можно подумать, от того, что он узнал, я передумаю на тебе жениться.

– А ты передумай, – бросаю резче, чем стоило, смотрю на него ядовитей, чем стоило.

Осознав это – тянусь к нему с объятиями.

– Прости. Этот мудак вечно портит мне настроение. А ты ни при чем.

– Ну, мы ему тоже попортили сегодня, – весело откликается Кир, – он на презентации почти черный сидел, когда мы про свадьбу говорили.

Странное. Я вроде не говорила Киру, что Ройх был на презентации. Но…

Теплые крепкие объятия Кира – это хорошее лекарство от всех дурных мыслей.

И к черту Ройха, к самому злому черту, в самый горячий котел. Я хочу…

– Я переодеться, – произношу на пороге гостиничного номера, обозревая всех там собравшихся. Вижу Каро, которая уселась за кресло и дуется на всех, кто увел её с улицы, как мышь на жесткую крупу. Вижу маму, которая устало кивает и машет мне ладонью. И похабную ухмылочку Кира тоже вижу.

– Тебе помочь?

– Я иду переодеваться, а не раздеваться, – отбиваюсь усталым, а сама – к своему стыду чуть не пальцы за спиной держу крестиком, лишь бы он не стал настаивать.

– Надеюсь, в твой вечерний дресс-код чулки включены, – фырчит Лисицын, а сам – усаживается рядом с креслом, за которое забилась Карамелька. И вытаскивает из кармана одну из вороха пальчиковых кукол. Каролинка их обожает, мы скупаем их везде, где увидим, а Кир – повадился таскать с собой, потому что это универсальное успокоительное для моей дочери.

Говорит, у него даже как-то посреди деловой встречи одна такая выпала случайно из кармана. Было забавно, но заказчик оказался молодым папашей и спросил адресок магазина.

Что ж, хорошо, всем не до меня, значит, я могу наконец торопливым шагом унестись в спальню. Ведь необязательно сразу к шкафу подходить, можно и до окна маленький крюк заложить.

У нас не самый удобный ракурс на детскую площадку у гостиницы, но я, в конце концов, не потерянного той-терьера там пытаюсь разглядеть. А высоченного мужика, в ярко-белой рубашке. И я его вижу!

– Ну и как он там? Живой?

Голос Капустиной, хоть и негромкий, но прозвучавший за самым моим плечом, заставляет меня чуть не до потолка подскочить. Как я вообще умудрилась про неё забыть?! А вот она про меня не забыла. Стоит себе рядышком, длинную русую прядь на палец наматывает. И взгляд такой красноречивый… Она меня застукала с поличным!