Одно только упоминание имени Вовчика сейчас портит мне настроение сильнее, чем до того – упоминание Ройха. В конце концов, шокером я не из-за Юлия Владимировича обзаводилась. А просто потому что заколебалась стрематься добежать от парадной до Пятерочки после девяти, только потому что у нас двор темный, и мало ли кто в этих темных углах прячется.

– Я думала, эта запись – Ройха, – бесцветно проговариваю, отрешенно глядя перед собой, – он вообще-то угрожал, что обнародует информацию о месте моей работы. Не в контексте нашего расставания, но я почему-то думала…

Думала…

О какой-то херне думала.

Если так задуматься, когда я в последний раз говорила с Марком, бывшим моим боссом, он говорил мне, что меня искал какой-то мутный парень. И его послали, конечно, далеко и надолго, но… Все ли послали? Меня в клубе не очень любили. Выскочка, которой было сразу позволено больше, чем всем, да и что греха таить – мои чаевые были частенько гораздо приличнее, чем у других танцовщиц. Завистливая баба – враг, которого никому не пожелаешь. Такая сама компромат на бесящую соперницу на блюдечке принесет.

Анька сползает с подоконника и подходит ко мне. Я даже не успеваю заметить, когда в её пальцах появляется телефон. И она так быстро на нем что-то набирает, а потом сует мне под нос.

– Вот. Гляди.

«Двое студентов пострадали от неуравновешенного преподавателя»… – скриншот с сайта каких-то желтушных новостей.

Фоточки, увы, мелкие, но я без особых сложностей опознаю в двух покрытых синяками мордах плюгавого Сухова и смазливого Кострова.

– А почему скриншотом?

– Потому что этим уродам иск впаял адвокат Ройха, – беспечно откликается Анька, – я-то сохранила, мне в клинике нехер было делать, я все сохраняла, чтоб потом без антидепрессантов оценить. Но потом, когда я заходила на этот сайт – статьи не было. Зато была строчечка «материал удален по причине клеветнического содержания».

Мда. Силен же все-таки Максим Вознесенский, если его хватки достаточно, чтобы провернуть такие вещи.

– У него… были проблемы? – спрашиваю осторожно. История с избиением – это на самом деле очень опасная тема для преподавательской карьеры.

– Были, конечно, – Анька пожимает плечами и двигает к себе стул, чтобы плюхнуться на него и обнять за спинку, – Ройх и проблемы – это слова синонимы. Только свидетелей не было. Эти долбоящеры были под дурью – их показания оспорили. В общем, все знают, что это Ройх их отметелил, но доказать никто не смог. А в универе его за глаза даже больше уважать стали. Та видеозапись жирно так припечатала наш родимый МСТУ. Тебя достать не могли – ты сбежала, а вот придурков, что эту запись обнародовали – очень даже смогли. И отчислением успокоились далеко не все.

– Отчислением? – переспрашиваю удивленно.– Но если их отчисляли, почему меня оставили?

Анька смотрит на меня с такой укоризной, будто это на самом деле очевидно.

– И вправду. Почему же? – ехидно так комментирует она. – У тебя ж не было никого, кто мог бы выбить тебе академ, чисто за счет собственного влияния.

Кажется, Ройх замешан и в этом вопросе. Час от часу не легче.

– Сплетничаете, девочки? – дверь комнаты приоткрывается, и в щели появляется наглая морда Лисицына.

– Ты опять подглядываешь? – я возмущенно сгребаю с кровати первую попавшуюся тряпку и швыряю ей в Кира. Белая блузка в мелкую птичку повисает у него на ушах просто роскошно.

– Между прочим, я тебя просил, – Кир снимает с себя сие «украшение» и грозно щурится в мою сторону, – кидаешься шмотками – кидай трусики. Их я даже снимать не буду. Буду носить как трофей. Ну, лифчик на крайняк – тоже покатит. Только кружевной. А не эти твои спортивные, в которых ты бегаешь.

Смотрю на него и молча скручиваю в руках из попавшего под руку полотенца удавку.

Я пишу детективы!

Я умею придумывать изощренные способы убийства!

– Все-все, ухожу, не мешаю, – Кир демонстративно трепещет и исчезает, прикрывая дверь. Чтоб уже через секунду открыть её снова и проснуть обратно кулак с задранным вверх большим пальцем.

– Юбочка – класс, Катена, я одобрил.

Интересно, мое скрежетание зубами слышно с той стороны двери? Надеюсь, что да! Пусть этому паршивцу станет стыдно.

Мечты, мечты!

– Нам принесли ужин, – бодро звучит голос Лисицына из-за двери, – если ты не выйдешь через минуту, я начинаю есть твои блинчики!

– Эй, не смей, это моя доза углеводов, я без неё писать не смогу!

Вот так вот гнусным шантажом этот паршивец и приучает меня переодеваться по-армейски – за сорок пять секунд.

Ну, ладно, не за сорок пять, но я на самом деле поторапливаюсь.

К сожалению, даже наличие у Кира на пальце обручального кольца не отпугивало от него озабоченных официанточек и горничных.

– С типажом жестких взрослых мужиков, я погляжу, ты завязала? – Капустина комментирует иронично, но как-то так по-хорошему, что мне даже её послать не хочется.

Кажется, на наш с Киром треп она смотрела с удовольствием.

– Я не хочу, чтобы за меня в моей жизни решали абсолютно все, – пожимаю плечами, – мы и сами с усами.

– О, так ты в курсе про усики, – Анька коварно округляет глаза, – а я все не знала, как тебе про них сказать потактичнее…

– Р-р-р! – если бы не стремление побыстрее выбраться в гостиную нашего номера, я бы вернулась к кровати и придушила Капустину подушкой, – потому что ишь – взяла моду, стебать меня. Берет тут плохой пример с некоторых!

Образ выходит, что надо. Короткая яркая юбочка, белый шелковый топ на тонких бретелях, волосы по плечам. Когда я подруливаю к Киру и прижимаюсь щекой к его плечу, облизывающая его глазами горничная тихонечко вздыхает. И пуговку на груди, которую только что крутила, из пальцев выпускает.

Блин, они там, что ли, перед тем, как нам ужин послать – кастинг «Мисс Смены» устраивают? Я точно видела в штате и полненьких, и невысоких, и так себе, но к нам, именно к нам всегда приходят всякие длинноногие.

Я слышу – у Аньки звонит телефон.

Я оборачиваюсь и успеваю заметить, как будничное выражение её лица, расслабленное и спокойное, стирается и на его смену приходит напряжение и тревога, когда она смотрит на экран смартфона.

А потом – она ловит мой взгляд, и напряжение будто тает, прячется в глубине.

– Я на минуту, – Анька дарит мне улыбку и ныряет в дверь спальни, из которой мы только что вышли. Я поневоле напрягаю слух, чтобы услышать… что-то…

Очевидно же, что-то у неё не ладное. Или это все мое дурное воображение?

Ничего не слышу. Впрочем и не удивительно, не орать же ей, специально для меня.

– Бери тарелки, – Кир подталкивает меня плечом, – или мы попросим Надежду нам накрыть?