эту туфлю, открылись, и в лифт вошла женщина, при виде которой Джонсона прошиб пот.

Незнакомка в черном.

Об этом детективу сообщил волшебный аромат духов, неторопливо заполнивший лифт. Джонсон несмело следил глазами за женщиной, которая неторопливо, с настоящим королевским достоинством вошла в лифт, развернулась, и встала лицом к дверям, поспешившим сомкнуться. Она великолепна. Черное платье облегает тело, подчеркивая его там, где это нужно, плечи укрывает горжетка из черной лисицы, на руках – кружевные черные перчатки выше локтей. Черная миниатюрная шляпка несет на себе кружевную вуаль, укрывающую половину лица, и, несмотря на свою прозрачность, не дающую хорошо рассмотреть лицо своей хозяйки.

Но внимание Джонсона приковали руки незнакомки, вернее, то, что в них было – черный пакет из бархатной бумаги. Заметно, что в пакете лежит что-то небольшое и круглое, и детектив знал, что это было – очередной смертельный сон. Но для кого? Насколько известно Джонсону, здесь есть только один человек, достойный этого сна – господин мэр. Мэр?..

Эта мысль пронзила мозг детектива, вынудив забыть о прекрасной незнакомке в черном, стоявшей рядом, и притягивавшей взгляд. Незнакомка в черном всегда была там, где на следующее утро находили мертвеца с глазами, полными смертельного страха. И сегодня ночью этим мертвецом может стать мэр. Нужно что-то делать.

Пока Джонсон лихорадочно думал, лифт поднимался все выше, а незнакомка не обращала никакого внимания на молодого человека со странной собакой. Казалось, эта женщина в черном не обращала никакого внимания на весь белый свет, а лишь ждала от этого мира покорности и преклонения. И мир безропотно покорялся этой женщине, смотрящей на все с недосягаемой высоты своего положения.

– Не находите, – чужим голосом произнес Джонсон, обращаясь к незнакомке – что сегодня отвратительная погода? Осень обещает быть дождливой.

Глупый разговор, начатый детективом, не заинтересовал незнакомку, она даже не посмотрела в сторону молодого человека. Не интересовал ее и Томми, который смирно сидел у ног Джонсона, иногда шевеля своим механическим хвостом.

– А… Вы тоже к господину мэру? Я долго добивался встречи с ним, и вот, наконец, это свершилось. – пытался врать Джонсон, совершенно не зная, что еще можно сказать. Но и это откровение не вызвало отклика в душе незнакомки.

Лифт ехал вверх, и оставалось всего несколько этажей, а незнакомка не обращала никакого внимания на Джонсона, хотя тот старался завести разговор на те темы, которые могли быть интересны женщине. Но все тщетно. Времени совершенно не оставалось, и тогда Джонсон решился на отчаянный шаг.

– Мэм, я вынужден задержать вас. Это мой долг, и будет лучше, если вы подчинитесь мне. – С этими словами детектив преградил собой дверь, повернувшись лицом к незнакомке. – Прошу, не оказывать сопротивления.

Незнакомка впервые посмотрела прямо в глаза Джонсону, и тот испугался этого взгляда – холодного, острого, насмешливого. Она едва заметно улыбнулась, и сделала то, чего детектив никак не мог ожидать: сделал шаг, прильнула своими губами, покрытыми яркой красной помадой, к его губам, и нежно, но страстно поцеловала. Этот поцелуй длился всего мгновение, но он вскружил голову Джонсону, который забыл о цели своего визита, о том, где он и кто он.

Двери лифта открылись, незнакомка, больше не обращая внимания на Джонсона, вышла, предварительно нажав кнопку первого этажа. Детектив был, словно в тумане – мир вокруг куда-то поплыл, звуки стали мягкими, обволакивающими голову и тело, цвета сделались необыкновенно яркими, а запах духов незнакомки ласково щекотал нос.

Джонсон, не помня себя, доехал до первого этажа, едва держась на ватных ногах вышел и побрел вдоль вестибюля мэрии, ведомый Томми. Голова кружилась, но было хорошо. Казалось, весь мир радуется одному ему, даруя настоящее счастье и любовь. В груди было тепло, а в голове пустота, постепенно заполнявшаяся какими-то вязкими, странными, непонятными и ненужными мыслями, которые трудно было понять.

Детектив не знает, сколько времени он провел в блестящем вестибюле мэрии, и даже сильные грубые руки охраны, выдворившие его на улицу, показались нежными и ласковыми. А мелкий моросящий дождик был не таким противным, как утром, напротив, он стал очень, очень приятным, мягким и теплым.

Джонсон куда-то шел, наступая в цветные лужи, здоровался с людьми, лица которых светились счастьем и радостью, пел, даже танцевал, выходя на проезжую часть. Сколько продлилось это путешествие – он не помнит. Да и разве это имеет значение, когда сердце наполнено счастьем?

В какой-то момент в глазах детектива померкло, и он совершенно перестал разбирать дорогу, видя перед собой только блестящий хвостик пса, весело бегущего где-то впереди. Но и этот спасительный блеск исчез, а мир поглотил серый сумрак, в котором исчезли все ощущения, чувства и эмоции, некогда переполнявшие душу…

18

Джонсон очнулся. Голова дико болела, и каждую секунду была готова треснуть. Во рту пересохло, и шершавый, как наждачка, язык больно царапал небо. В ушах шумело, а все тело, казалось, было сплошной болевой точкой, и каждое движение вызывало желание завыть. Дневной свет больно резал глаза, и детективу несколько удалось открыть их и осмотреться.

Джонсон лежал на диване в лаборатории Тима. Рядом на столе стоял старый графин с водой, лежала пачка сигарет, спички и мензурка с какими-то таблетками. Лаборатория была пуста, но откуда-то раздавался звон, перемежающийся с металлическим лязгом, а это красноречиво говорило о том, что Тим рядом. Джонсон попытался подняться, это получилось не сразу, но, после нескольких попыток, испытывая жуткую боль во всем теле, и чувствуя, как в самой макушке гулко забилось сердце, он сел, пытаясь не потерять одеяла – детектива, ко всему прочему, изрядно знобило.

Сначала Джонсон прильнул к тяжеленному графину с водой – с каждым глотком свет терял свою болезненную яркость, а язык получил какую-никакую подвижность. Затем детектив взял мензурку с таблетками, разом закинул их в рот и запил тремя большими глотками воды. Он знал, что Тим не просто так положил эти таблетки, и их нужно выпить все до единой. Это возымело действие – уже через четверть часа Джонсон почувствовал себя живым, смог встать и даже пройтись по лаборатории.

– О, ты уже встал. – в лабораторию вошел Тим. Он был одет в белый халат, из нагрудного кармана которого торчал лес карандашей и какие-то железки, а на голове ученого красовались защитные очки с овальными стеклами – такие носят летчики, но Тим использует их во время опытов.

– Да… – хрипло, едва произнося буквы ответил Джонсон. – Как я здесь оказался?

– Сам пришел. Точнее, это Томми тебя привел, а ты был,