эм-м-м, в странном состоянии, и еле плелся за собакой. Наверное, ты поднимался на четвереньках, но, все-таки, дополз до лаборатории. И это хорошо, иначе тебя сейчас откачивали бы где-нибудь в другом месте.

– Откачивали?

– Да. Я сначала подумал, что ты пьян, но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что ты был под действием… Под действием чего-то, что совершенно помутило тебе рассудок и вышибло память. Я кое-как уложил тебя и сразу взял пробу крови. Знаешь, что я там нашел?

– Что?

– Яд. Да-да, самый что ни на есть настоящий яд.

Джонсон удивился. Яд? Кто мог его отравить? Когда и зачем?

– Это необычный яд, найти его трудно, а купить в Бигтауне практически невозможно. Конечно, если ты не миллионер или мафиозо. Этот яд сначала действует, как стимулятор, очень мощный стимулятор, но затем его действием резко меняется, и при значительной дозировке почти гарантирован летальный исход. Тебе повезло. Ты понимаешь?

– Д-да, понимаю, Тим. Но я не понимаю, как это могло произойти.

– Ты ничего не помнишь? Да, это естественно в таких случаях…

Вдруг Джонсон вспомнил. Не все, но что-то важное. Он вчера собирался на встречу с секретаршей мэра, и уже пришел в мэрию, как в лифт вошла незнакомка в черном с черным пакетом руке…

– Я вспомнил! Там была та самая незнакомка, со смертельными снами. Я столкнулся с ней в лифте в мэрии, а потом… – Джонсон на секунду задумался, мучительно вспоминая. – А потом я попытался остановить ее, но она меня… Она меня просто поцеловала, и… И дальше я ничего не помню.

– Незнакомка в черном? Поцеловала? Возможно, она-то тебя и отравила. Отчаянная женщина! Иметь при себе такой сильный яд! – Тима, казалось, не очень интересовала история Джонсона, ему куда интереснее были технические детали отравления, особенно – способ хранения яда и его использования. Инвазивный способ исключается, на теле Джонсона нет уколов. Разве только перорально, во время поцелуя… Удивительная женщина!

– Тим! Тим, ты вообще слушаешь меня? Они несла кому-то смертельный сон, а там кроме мэра никого не было! Понимаешь?

– Мэра? Ах, мэра… – Тим будто вспомнил что-то важное, о чем слышал краем уха, но забыл за ненадобностью. – Джонсон, сегодня в утренних новостях по радио говорили, что мэра нашли мертвым. Мертвым в своем сомнопроекторе.

Эта новость не слишком удивила Джонсона, но она стала неприятностью. Детективу представился случай все узнать и предотвратить очередное убийство, но этому помешал странный поцелуй незнакомки в черном. Джонсон бездарно упустил шанс, при этом едва не расставшись с жизнью. Оправданием ему мог служить это необычный яд… Да какое к чертям оправдание!? Он при первом же случае показал всю свою бездарность!

– Тим, я ведь мог предотвратить это убийство. И узнать тайну. Но я не смог, я поступил, как ничтожество, упустив рыбу, которая сама шла в руки… Похоже, мне пора завязывать с детективной деятельностью и идти работать на завод. Я же ничтожество, ни на что не способное ничтожество!

Тим, не обращая внимания на эти речи, просто посмотрел на Джонсона, затем пощупал пульс и зачем-то, повернув его голову к свету, заглянул в один глаз, будто выискивая его дно.

– Пустяки, пройдет.

– Что пройдет?!

– Вот все это. Это еще продолжается действие яда. Я насколько смог ослабил его, но от депрессивной стадии, перемежаемой маниакальными вспышками, полностью уберечь не смог. Полежи пока здесь, это скоро пройдет.

Джонсон почти ничего не понял из слов Тима, точнее – не воспринял сказанное им, так как предавался самоуничижению и решал, как можно со всем этим покончить. Это продолжалось еще несколько часов, и только к вечеру, когда город за большими окнами лаборатории окрасился неоновым светом, детектив стал самим собой. Он много курил, заполнив несколько пробирок Тима окурками, и думал, решая в голове какие-то задачки.

19

Ночь – особое время. Это время творцов, мыслителей, любовников и преступников. Ночью как-то по-особенному работает мозг, и то, что нам кажется обыденным при свете дня, ночью приобретает новые качества, становится чем-то необычным. Ночью мы, не видя все краски мира, выдумываем свой мир, делая его чуточку хуже или лучше реального. Одни любят ночь, другие – искренне ненавидят, и все они правы, потому что часто ночью стираются границы между истиной и ложью.

Джонсон любил ночь. Бывало, что он жил ночами, а днем скрывался в своей квартире, задернув шторы, и забывшись в болезненном сне. Но чаще всего ночью он просто думал. Курил, смотрел в окно, иногда слушал радио, и думал. И в это время весь его мирок заключался в круге неясного света, отбрасываемого стоящей на столе лампой, и в темном окне, в котором беззвучно бесновались отсветы неоновых реклам.

Вот и сейчас Джонсон сидел в тиши своей комнаты, стараясь восстановить в голове ход событий, последовавших за роковым поцелуем в лифте. Возможно, это было не важно, но детектив не был в этом уверен, и пытался вытащить из мозга все подробности своего отравленного путешествия. Но получалось плохо, а действие яда хоть и прошло, но все еще продолжало отдаваться эхом в висках.

Вдруг в дверь тихо, но настойчиво постучали. Это было неожиданно. К Джонсону, бывало, заглядывали ночные гости, но сейчас он не вел никаких дел и никого не ждал.

Джонсон медленно подошел к двери, и прильнул к глазку: по ту сторону царил сумрак, в котором отчетливо выделялась совершенно белая фигура стройной женщины. Это стало второй неожиданностью за последнюю минуту.

Детектив открыл дверь, и, к своему удивлению, действительно увидел женщину. Пышноволосую блондинку, облаченную во все белое: белое обтягивающее платье, белые туфли, белая шляпка с белой сетчатой вуалью, закрывающей лицо, белая горжетка и длинные белые перчатки, белый ридикюль…

И белый пакет в руке.

По телу Джонсона будто пропустили разряд тока. У женщины был белый пакет с характерными круглыми выступами по бокам. В точности, как на черных пакетах. И запах духов… Почти такой же, но с едва уловимыми отличиями. Манящий, волшебный, удивительный.

– Мистер Джонсон? – голос незнакомки в белом был именно таким, каким его ожидал услышать Джонсон. Нежным, но с ноткой высокомерия, не терпящий возражений, и возбуждающий. Этот голос манил, и противостоять ему невозможно.

– Д-да, это я. – голос детектива невольно вздрогнул.

– Это вам.

Незнакомка, не входя в квартиру, протянула пакет Джонсону, и, не дождавшись, пока тот его крепко возьмет, отпустила руку. Джонсон чуть было не выронил пакет, но, наконец, поймал его, и хотел было что-то сказать, но незнакомка уже шла прочь по едва освещенному коридору.