— И тебе, Дим, — чуть тише добавила она. Сенатор усмехнулся и, забрав свой рисунок, последовал за друзьями.

Ночь по своему обыкновению приходила в город не когда солнце опускалось за горизонт, а когда того требовал распорядок. Младших отправляли в постели пораньше, старшим давалось чуть больше времени, однако к десяти часам все должны были находиться в своих спальнях. Оказаться застуканным в коридоре после отбоя, особенно в рабочие дни, грозило серьезным наказанием. Поэтому с наступлением темноты неразлучные компании распадались, и «крутые» смешивались с «отстоями». Ни те, ни другие не стремились разговаривать друг с другом, потому что наутро это могло вылиться в испорченную репутацию или неоправданную надежду.

В комнате, в которой ночевал Сенатор, не было никого из его друзей. Был один парень из компании Виктора, но почему-то его задиристый нрав переставал действовать в ту же минуту, как его главарь исчезал из виду. Руслан Шпаков, с не слишком оригинальным прозвищем Шпак, вообще предпочел бы не участвовать в конфликтах между стаями, если бы его не обязывало положение. Как только Дима это понял, его стычки со Шпаком прекратились.

С остальными обитателями комнаты у Лескова проблем не было. Раздражал только Очкарик. Как на зло кровать Артема стояла рядом с кроватью Димы, и уже несколько лет подряд Сенатору приходилось терпеть столь позорное соседство. То и дело парни устраивали Четырехглазому розыгрыши, поэтому по утрам рядом с постелью Лескова постоянно толпились ребята, желающие от души поржать над проснувшимся Артемом.

Этой ночью Дима долго не мог заснуть. Стычка с Виктором и последующая поездка до больницы все никак не выходили из головы, заставляя переживать эти моменты снова и снова. Сенатор ворочался в постели, пялился в потолок, переворачивал подушку прохладной стороной, но сон не шел.

В какой-то момент он заметил, что Артем тоже не спит. Парнишка смотрел на него так, словно набирался смелости, чтобы что-то спросить.

— Что уставился? — с раздражением прошептал Дима.

Этот вопрос заставил Очкарика занервничать.

— Просто… Хотел спросить, как ты себя чувствуешь? — еле слышно отозвался он.

— Твое какое дело? Отвали!

С этими словами Лесков демонстративно перевернулся на бок и лег спиной к Артему, явно давая понять, что разговор закончен. Не хватало еще опозориться, общаясь с отстоем… Артем, казалось, это понял. Дима услышал, как заскрипела соседняя кровать, когда Четырехглазый тоже повернулся к нему спиной.

«Что за неделя гребаная?» — думал Дима. Сначала он участвует в каком-то дебильном ограблении, затем Виктор с дружками устраивают ему вендетту в сортире, потом он попадает в больницу по неизвестной причине, из-за него «накрывают» чердак, и в довершении всего на него обиделась Миланка. Обиделась негласно, но Ирка, местное трепло, немедленно доложила об этом всему интернату.

Да, с Миланкой неприятно получилось. Хотелось поговорить с ней, объяснить, что он ничего против нее не имеет. Это Джоконда поставила его в дурацкое положение, и, раз она обратилась к нему, он не мог не вмешаться. К тому же эта разборка оказалась всем даже на руку. Милана теперь знала, что между Олегом и Катей ничего не было, и девчонки снова могут дружить. Так отчего же «королева» злится?

В ту же секунду в голове парня промелькнула странная мысль, будто Милана сама пустила слух про Койота и Джоконду, чтобы поиздеваться над неугодной подругой. Но Дима немедленно отогнал это предположение. Уж больно противным оно показалось. Миланка — крутая девчонка, она не будет заниматься такой херней, учитывая, что Катька ни в чем ей не перебегала дорогу. Ему представилось красивое, всегда чуть подкрашенное лицо Миланы, и он едва не улыбнулся, вспомнив, как она поцеловала его в щеку. Надо обязательно поговорить с ней, чтобы она не дай бог не обиделась по-настоящему.

Затем Дима снова разозлился на то, что до сих пор не может уснуть. В который раз перевернув подушку, парень сердито уткнулся лицом в прохладную ткань и вновь закрыл глаза. Несколько минут он лежал, прислушиваясь к дыханию спящих. Вадик опять начал похрапывать, надоедливо тикали настенные часы, Артем то и дело ворочался.

И в этот самый момент Дима к своему ужасу почувствовал боль. Она пришла то ли с неосторожным вдохом, то ли с каким-то воспоминанием, но уже через мгновение разлилась в грудной клетке, словно раскаленное масло. Несколько раз Дима судорожно вдохнул, жадно хватая ртом воздух, словно только что вынырнул на поверхность. А затем, не заботясь, что разбудит остальных, в спешке выдвинул ящик прикроватной тумбочки и достал оттуда баночку с таблетками. Вытряхнув на ладонь несколько штук, Дима проглотил их и медленно опустился на подушку, молясь, чтобы подействовало. Его знобило, лоб покрылся испариной.

Дима не знал, сколько прошло времени. То ли подействовали таблетки, то ли организм справился сам, но приступ наконец прекратился. Не веря в свое счастье, Лесков еще несколько минут лежал, боясь вдохнуть полной грудью и пошевелиться.

«Какие к черту нервы? Если для меня стресс даже лежать в койке, то лучше сразу сдохнуть!» — в отчаянии подумал он.

Чувствуя, что у него пересохло во рту, парень осторожно поднялся с постели и медленно направился к раковине, которая находилась у самой двери. В кромешной тьме он передвигался едва ли не на ощупь, поэтому чуть не споткнулся о брошенный на проходе чей-то ботинок. Нащупав кран, Дима включил воду и сделал несколько глотков. Затем ополоснул лицо и машинально бросил взгляд на зеркало, висевшее над раковиной. В тот же миг он отпрянул назад и больно ударился спиной о шкаф, в котором хранилась верхняя одежда. Рука парня в панике нащупала выключатель, и вспыхнула маленькая лампочка у самой двери.

— Что за хрень? — услышал Дима заспанный голос Шпака. От неожиданного грохота проснулись и остальные парни. Взгляды присутствующих устремились на перепуганное лицо Сенатора.

— Ты че? — поинтересовался Вадик со свойственной ему лаконичностью. Он сел на кровати и сонно посмотрел на нарушителя спокойствия.

— Какой баран раскидывает свою гребаную обувь на проходе? — Дима попытался придать своему голосу всю ярость, на которую был сейчас способен в своем состоянии. — Я чуть башку себе не разбил!

— А че с обувью? — Вадик скользнул взглядом по полу и к своей досаде обнаружил, что именно о его ботинок споткнулся друг Олега. — А че ты по ночам ходишь? Я же не знал, что кому-то припрет разгуливать тут. Ну и положил. И че?

«Че» было любимым словом Вадима. Он считал, что, употребляя его, становится круче, однако сейчас это самое «че» звучало жалко и даже подхалимисто. Будь сейчас на месте Димы кто-то другой, он бы съездил ему по физиономии, после чего завалился бы в кровать и продолжил спать. Но права качал Сенатор, поэтому Вадиму ничего не оставалось, кроме как убрать ботинок с прохода.

— Задолбали уже, ложитесь спать! — пробормотал Шпак. — Прошлую ночь ни хрена не спали, теперь эту!