думаю: может, это от мук

или судьба такая,

чтобы я опять была холостая.

* * *

Заболела я «проказой»,

самой гадостной заразой —

как пошла рожать ребят,

мал-малее пострелят:

десять ласковых девчонок,

десять драчунов мальчонок.

Эх, и удержу нет мне.

Какое бешенство в селе!

* * *

Ты, Серёжа, с такой рожей

не ходил бы к нам: негоже

целоваться при людях,

когда баба на сносях!

* * *

Не ходите, бабы, на тот свет,

там зачем-то выключили свет

и большие тянут провода

в никуда, в никуда, в никуда.

* * *

Не было счастья на свете,

да по несчастью родились дети,

выросли и отправились в школу.

Вот и счастье. Никто и не спорит.

* * *

Коль зло кругом — то жена в дом!

А ежели летает — ей Бес с небес моргает.

* * *

В чём бы баба любовника ни обвиняла —

ему всё мало!

* * *

Ряженые казаки — это тоже мужики.

А куда нам, бабам, деваться то?

* * *

Всё налажено — жизнь любовью не изгажена.

Чем болели деды

Дед планетный, за всех людей повинный

На планете сидит дед,

во сто шуб одет,

а этому деду

и сто лет нету.

Сидит дед больной

и трясёт своей клюкой:

«Где ты, смертушка моя,

позабыла про меня?»

А Смерти было недосуг:

она ходила всё вокруг

да около меня:

«Где тут девка? Я пришла!»

Я в печали стих пишу,

а на Смерть и не гляжу:

«Уходи отсюда,

дед тя ждёт, паскуда!»

Уходила Смерть от меня,

но к деду нашему не шла,

лишь кричала ему:

«Не отдам тебе Землю,

корабли пущу ко дну!»

А у деда вина

во все стороны пошла:

он за всех людей вину

взвалил на голову свою.

Вот потонет корабля.

Дед: «Опять вина моя!»

Революция, пожар…

У деда боль и в горле жар.

Ах, дед, дедок,

как ты жил без порток,

умирай теперь за так,

коли сам не дурак.

Как по красной даль-дали

не плывут уж корабли,

ни пожаров, ни бунтов.

Дед сидит к всему готов,

он сидит и смотрит вдаль:

ни живет ли где печаль,

ни плескаются ль где воды,

и ни ходят пароходы?

Старик не выдержал и встал,

скинул шубы да сказал:

«Ах ты, подлая Смертя,

видно, смерть пришла твоя!»

И пошел напролом,

а вслед да за ём

встает армия ребят:

павших без вести солдат.

И зло ушло с планеты прахом.

Снял дедок с себя рубаху,

и припал к сырой земле:

«Ну, расти трава на мне!»

Чем болели деды

Маленькие войны —

маленькие беды.

И никому не расскажешь

чем болели деды.

Деды болели горем,

деды болели разлукой

и самою плохою

(поиском бога) мукой.

Дедам на печи не сиделось,

им в бой какой-то рвалось!

Хотелось им, ни хотелось,

но «оно» не сбылось.

Помечтали и будя,

чёрт пришёл за тобой,

а на памяти хлипкой

конь, жена, дом с трубой.

На пороге застыла

в глушь зовуща Аука.

Если б мы не болели,

погубила б нас скука.

Никому ж не расскажешь

все свои ты боляки,

потому что не помнишь

вашей юности драки:

маленькие войны —

маленькие беды.

Долго не забудем чем болели деды:

самогоном, простудой, любовью,

полем колхозным и кровью

первых драк неуёмных!

— Пишешь, дед? «Я помню!»

Дед Степан, его невесты и целые полчища внуков

Дед Степан живёт у самого синего моря,

его хибара не то чтобы к сносу готова,

а её некому даже снести

и некому новую возвести.

— Ничего, на мой век хаты хватит! —

Степан огородик лопатит,

и в море в прилив выходит,

сетями немного побродит,

чего-нибудь да наловит,

сварит уху и готовит

новые, крепкие сети.

— Степан, а где твои дети?

— Разъехались. «А жена?»

— Жена моя умерла,

когда я был лет на десять моложе

(дедок аккуратно сложит

дрова у забора),

а у соседа Егора

внучат, как у бога:

один, другой… в общем, много!

Они и ко мне забегают,

науку морскую верстают,

в лодку залезут, плывут

и едут, и едут, идут!

— Далеко ли заплыли те внуки?

— Да аж до буя, им в руки

рыба так и хлестала:

сима или кижуч … не знаю.

— Ай, Степан, с тобою болтать пустое,

хочешь, счастье твоё холостое

немножко подправим:

за тебя бабку Любу сплавим!

— Любка ворчливая больно,

я бы хотел Петровну!

— Так Петровна совсем молодая!

— А зачем мне больная?

Хочу Петровну, на худшее не согласен!

— Ладно, Петровну спросим,

пойдёшь за Степана?

— Разбежалась быть ему мамой!

— Слышь, Степан, Петровна

нянькою быть отказывается!

— Трындит, проказница,

частенько ко мне ныряет!

Хай с ней, пущай ругает.

Дед сети запеленает,

чай нальёт и байки нам бает.

А море хибару оближет,

оно ведь всё ближе да ближе,

и ветром внуков надует.

Встречай, дед, улов теперь будет!

Видишь, с катера тебе машут:

один, два … целая куча. Наши!

Свадьба молодых

— Ты красива, я как бог,

приходи на мой порог,

дивчуха-молодуха,

древняя старуха!

— Ой ли, ой ли,

не жуются сухари,

не грызутся корки!

— Ай, потрём на тёрке.

Так выходишь за меня?

— Против вся моя родня:

внуки, правнуки, невестки.

Не гожусь уже в невесты,

да и ты не молодой.

— Не смотри, что я седой,

мне на вид шестнадцать,

а на деле двадцать.

— Ой ли, ой ли?

Не жуются сухари,

не грызутся корки.

— Невестки трут на тёрке!

Свадьба, свадьба молодых:

бабке сто, а дед, как «бздых».

Вам друг с другом повезло,

живите-ка ещё лет сто!

Думки деда

Дед не скажет правды,

он на вопрос промолчит,

дедушке наши петарды —

кострище (огонь палит).

Нет, одному не больно,

а даже лучше в лесу:

воздухом дышу вольным

и глухарей пасу.

Не пройдёт и полвека,

как бабка схоронит меня.

Вот сиди да кумекай,

куда полетит душа:

чи на Марс, на Венеру?

Говорят, на звезде хорошо,

которая сильно не греет,

а лишь отдаёт тепло,

как мой костерок не могучий

(колючий лапник горит),

но если подумать получше:

сырая хвоя смердит.

Вот так же смердит моя старость,

деревня смердит и Русь.

Сколько ж нам всем осталось?

Даже подумать боюсь.

Не потому что страшно,

а жалко, чёрт вас бери!

Наша земля, не наша:

мирно на ней живи.

И жизнь почему-то летела,

невзирая на «войны сей!»

Наша Земля, не наша:

переживёт людей!

Старый,