молодой Табаков был удивительно точен на сцене, а в жизни удивительно достоверен. Анатолий Эфрос писал: «Он строил роль не от краски к краске, не от приспособления к приспособлению, а по живой и действенной линии, в которой заметное, если не основное место отводится сценической импровизации». И критики впервые отметили: без выдумки частного и неповторимого актеру работать скучно. Это был триумф единственной в своем роде актерской техники.

Роль Олега Савина — одна из больших побед актера, но победы бывают разные. Есть личные, когда коллеги отмечают: актер, сыграв ту или иную роль, профессионально вырос. Есть победа мастерства, когда всем ясно, что так сыграть вряд ли кто сможет. А есть победа, остающаяся в истории театра или кинематографа. Последнее зависит от многих слагаемых. Да, актеру нужно, чтобы был интерес, интерес возникает, когда смысл роли совпадает с личной темой, болью, размышлениями, а не просто с его данными. И важна современная нота, как ни высокопарно прозвучит, гражданская позиция. Гражданская позиция для Табакова — исходный момент в работе, заманчивость идей и задач не волновали его без ответа на вопрос «про что?». Личная тема актера в фильме «Шумный день» совпала, «слилась с замыслом автора и режиссера», а главное — время, сама жизнь требовали бескомпромиссного отношения к ценностям бытия. Вот в таком нерасторжимом единстве — личного и общего, субъективных желаний и объективных требований времени — может родиться что-то животрепещущее, важное как для актера, так и для зрителя. И тогда роль покидает свое пространство и становится нечто большим, чем факт искусства, а успех личной биографии входит в историю театра и времени, который изучают и разгадывают потомки.

Сцену, когда Олег Савин отцовской саблей рубит мебель, описали бесчисленное количество раз. И почти всегда разговор выходил на тему бунта против вещизма, мещанства, узости мировоззрения окружающих — словом, «тему идеологии». Сегодня, спустя полвека, когда смотришь фильм, понимаешь, что он устарел бы, если все сводить к идеологии. Московский школьник, трогательный домашний подросток со взрослым чувством собственного достоинства, бескорыстный, импульсивный в поступках, воевал не с мебелью и не с мещанством, а с вульгарным «обывательским благоразумием», которое отнимает у человека способность оставаться самим собой. Много лет ни один репортер не обходил в интервью с Табаковым этот эпизод фильма, чтобы не спросить: как исполнитель с высот солидного возраста относится к герою своей молодости? Иногда Олег Павлович отшучивался, порой в объяснении был серьезен. Но никогда не отказывался от своих взглядов и убеждений: «Это был протест не против вещей и благополучия — это был протест против попыток душу его живую убить! Когда это формулируется как борьба с вещизмом — ерунда. Это схоластика и уже отработанный пар. Хотели лишить моего героя способности (смеется) жить, думать, чувствовать, любить, свершать открытия. И в ответ на это можно делать все! Это был я. И, как это ни смешно, думаю, что это я, до сих пор. Только один нюанс: я теперь понимаю, что мебель денег стоит. Как про себя говорит Гаев: „Я человек восьмидесятых годов“. Вот и я человек постсталинской формации. Я ни от чего не отказался. Ну, может быть, в методах борьбы с мещанством я стал более сдержан»[22].

После успеха «Шумного дня» тема современного человека для актера была неизбежна. Табаков 1960-х — целая галерея молодых современников, искренних, ищущих, безусловно положительных, страстно отстаивающих свои убеждения. С фотографий спектаклей, кадров из фильмов смотрят на мир широко раскрытые глаза, в которых неискушенность, душевная прямота и строгость ровесников исполнителя. Лица привлекательны веселой улыбкой, но осталось несколько снимков, в которых ощущается и детская беззащитность.

За первые три года работы в «Современнике» Табаков сыграл 18 ролей — вряд ли в каком-то другом театре Москвы это было бы возможно. А параллельно снялся в фильмах «Накануне», «Испытательный срок», «Люди на мосту», «Чистое небо». Если посмотреть репертуарный лист актера, статьи критиков, получается, что роли он получал в согласии с общим мнением: актер неотрывен от сегодняшнего дня. Но следует заметить, что в «Современнике» других пьес, не связанных с днем сегодняшним, тогда и не ставили. «Сирано де Бержерак» Э. Ростана сыграли в 1964-м, а обращение к русской классике случилось только в 1966-м, через восемь лет после официального открытия театра. Это была «Обыкновенная история», пьесу по роману Гончарова написал тот же Виктор Розов. А до этого об актере, впрочем как и о его коллегах, часто говорили, что их роли — это «прямое лирико-гражданское высказывание».

Действительно, примерять в роли одежду с чужого плеча в эти годы Табакову не приходилось. После «Поисков радости» он сыграл главного героя в спектакле по повести Анатолия Кузнецова «Продолжение легенды». Московский десятиклассник по имени Толя провалил экзамен в институт и сбежал на строительство Ангарской ГЭС, чтобы стать там бетонщиком. Как свидетельствует критика тех времен, актер, рассказывая о бедах житейской неопытности, о мальчишеской тоске «по взрослой зрелости — настоящей, а не той, что стандартно зафиксирована в аттестате»[23], играл свежо, обаятельно. Правда, в своих воспоминаниях исполнитель никогда не признавался, что «Толя — это я», он все больше иронизировал как над собой, так и над личными отношениями с автором. В спектакле было много шума, стройка гремела, но душевная судьба, драма становления мировоззрения не получилась.

Если через запятую перечислить спектакли, в которых был занят артист, возникнет картина сыгранных судеб, которые связывает тема становления юношеского характера. Борис Родин («Два цвета» А. Зака и И. Кузнецова), немецкий студент, который учится в СССР и влюблен в русскую девушку («Взломщики тишины» О. Скачкова) или Маврин («По московскому времени» Л. Зорина) — все это герои, в которых читался конкретный смысл: молодой человек решал проблемы вступления во взрослую жизнь. То же наблюдалось и в ролях кино. Если не читать подписи под кадрами, кто это, из какого фильма, — примешь их за какие-то снимки «из жизни». Искусство кино учило пользоваться «незагримированной правдой лица» (выражение Майи Туровской). «В разнообразии его персонажей была своя внутренняя и обусловленная временем сущность, но в отличие от „светлых лиц, устремленных в будущее“. Табаков привнес ту интонацию правды жизни, которая притягивала»[24], — продолжает критик, чья статья так и называлась «Табаков — актер — типажный?» Он был актером темы, а не просто перевоплощения. Играя свое, про себя, интимное, личное, в то же время — общее…

Излишняя восторженность и лиричность сглаживались отсутствием ложных помыслов и устремлений. Иногда детская открытость, нескладность расплывались, но что-то смягчалось не только самим актером, но и умелым монтажом режиссера. Все-таки на экране были живые люди, а не