Ей показалось, что в желтых глазах мелькнул насмешливыйогонек. Волк чуть наклонил голову. Может быть, устал смотреть ей в глазанеотрывно, но она предпочла думать, что понял.

— Пойдем, — пригласила она. — Пойдем!

Волк качнулся вперед и — у Светланы едва не выпрыгнулосердце от ликования — пошел рядом. От него пахло сыростью, словно долго лежал вглубокой норе, но одновременно ощущала давно забытое чувство надежности, словноее несли через темный лес могучие руки сильного и доброго отца.

Рогдай сидел на пне недвижимо. Лицо побледнело, губы былиплотно сжаты. Боится, подумала она с удивлением. Покосилась на медленнобредущего рядом зверя. Господи, да он в самом деле страшен. Это лишь она тогда,наполовину мертвая от ужаса, как-то не испугалась... или испугалась не досмерти.

— Вот мой друг и спаситель, — сказала она независимо. — Аэто... мой двоюродный дядя, зовут его Рогдай.

Рогдай все еще не шевелился. На лбу заблестели мелкиекапельки пота. Хриплым шепотом спросил:

— Ты уверена... что не кинется?

— Нет, — ответила она честно. — но ты видишь, даже не рычит!

— Эти бросаются сразу. Как его зовут?

Она в затруднении погладила по густой плотной шерсти:

— Не знаю... Но как-то назвать надо. Он вышел из чащивнезапно... Может быть, Лесной?

— Все звери лесные, — заметил Рогдай, голос был все ещенеустойчивый, шевелиться не решался, пусть волк привыкает к его запаху, а тотсмешается с запахом царевны. — Что-нибудь яростное, злое, вроде: Зверь, Дикарь,Сила...

— Нет, — сказала она, — в нем больше тайны. Он вышел излесной тьмы, так что лучше: Тьма, Тайна, Мрак...

Волк под ее пальцами чуть вздрогнул. Она остановилась,переспросила:

— Тебе нравится имя Мрак?

Волк наклонил голову, и завилял хвостом. Рогдай оченьмедленно поднялся, не сводя взора с огромного волка.

— Теперь бы его как-то привязать...

— Я не хочу его держать на веревке!

— Царевна, его убьют на входе во дворец. Стражи будутбояться и за себя, и за других. А скажут, что защищали тебя... Когда зверь накрепкой веревке, то другим спокойнее.

Он медленно, все еще не отводя взора от волка, вытащил изсумки длинную толстую цепь с прочным железным ошейником. Волк зарычал, шерстьна загривке поднялась. Светлана торопливо погладила, пропуская сквозь пальцыгустую шерсть. Странное, ранее не испытуемое чувство коснулось ее груди. Оназадержала руку в волчьей шерсти:

— Он не хочет!

— Но, царевна...

Она быстро сняла свой поясок, завязала на толстой шее волка:

— Так вас всех успокоит?

— Да, но... — в его глазах было восхищение, — эторискованно... Если волк испугается чего-то сам, он тебе оторвет руку.

— Я ему верю.

— А я нет, — признался он.

Она держала пояс за самый кончик, да и то пальцы касалисьжесткой черной шерсти. Волк посматривал то на нее, то на Рогдая желтымираскосыми глазами. Пасть его была распахнута, язык трепетал, высунутый налокоть, словно волк все еще не мог прийти в себя после бега.

Телохранители возвращались двумя группами. Царевна шлапешком между ними, ибо ни один конь не подпускал к себе близко черного волка, асами воины тоже не рисковали приблизиться к страшному зверю. Он всякий разпредостерегающее приподнимал верхнюю губу, а в глазах вспыхивал лютый огонь.

Так и вошли в городские ворота, прошествовали через город иподошли к воротам царского сада: впереди десяток бравых гридней, за ними нарасстоянии двух десятков шагов — гордая царевна. Пальцы правой руки ее были назагривке огромного черного волка. Далеко позади ехали на дрожащих коняхостальные стражи.

— Вот мой дом, — сообщила она волку. — Не пугайся, здесь вседрузья... Ну, не все, но кусать никого не надо... пока.

Волк посмотрел ей в глаза. Ей показалось, что он прекрасноее понимает. Во всяком случае странный зверь совсем не пугался множества людей,незнакомых запахов, вообще не страшился, что вместо знакомых темных стволов собеих сторон высятся дома из гранитных глыб.

У входа во дворец, загораживая дорогу, стоял массивныйтолстяк устрашающего вида. Поперек себя шире, с выпирающим животом,краснорожий, с толстыми мясистыми губами. Огромные толстые усы падали на грудь,глаза как у совы круглые, навыкате. Низкий лоб рассекал страшный шрам,настолько глубокий, что виднелась белая кость. Шрам рассек бровь надвое и сползна скулу, где тоже проступила кость. Глаз, судя по всему, был цел, смотрелхитро и весело.

Он сказал изумленно могучим хриплым голосом пропойцы:

— Клянусь этим шрамом, что остался от меча несокрушимогоТараса... это же волк!

Рогдай покачал головой:

— Ховрах, в прошлый раз ты говорил, что это артанец саданултопором.

— А мне, — добавил один из телохранителей, — что горныйвеликан сбросил на него скалу.

— Да ладно вам, — сказал начальник стражи, — чего пристали.Сами знаете, что бедолага хряпнулся мордой об острые камни, когда в прошломгоду пьяного выбросили из корчмы.

Уже повеселев, поднимались по ступенькам, а толстяк, какзаметил Мрак боковым зрением, ничуть не обидевшись, укоризненно покачалголовой. От него шел могучий запах вина, а слева на поясе висела, едваприкрытая длинной кольчугой, объемистая баклажка.

Они поднимались по лестнице, когда впереди раздался звонкийдетский крик. Простучали частые шаги, мелькнуло нечто розовое. Мрак не успелопомниться, как маленькие ручки обхватили его за шею. Счастливый детскийголосок заверещал прямо в ухо:

— Ой, какая большая собачка!

Телохранители остолбенели, боясь шелохнуться, а Светланапугливо вскрикнула:

— Кузя, застынь!.. Не шевелись!

К Мраку прижалась маленькая девчушка, лет семи-восьми,большеглазая и с громадным бантом в золотых волосах. Глаза ее были счастливые,она вцепилась в застывшего Мрака как клещ.

Светлана осторожно взяла ее за руку:

— Кузя... это большой и страшный волк, а не собачка... Будьосторожна. Лучше отойди.

Но ее маленькие ручки продолжали цепляться за его шею. Мракне шевелился, смотрел на Светлану, осторожно лизнул тоненькие как прутики рукиее маленькой сестры, видно по всему, что сестра. Светлана сказала все еще сдрожью в голосе:

— Ладно... пойдемьте.