– Она умерла… – сердце сдавливает тисками боли. Наверное, так будет всегда.

– Моя мама тоже умерла, – будничным тоном сообщает Света.

– Давно?

– Не-а.

– Мне очень жаль… – я отношу покупки в кухню и возвращаюсь назад с перекисью водорода в руке.

– Вы её даже не знали, чтобы жалеть, – философски замечает она.

– Смерти никто не заслуживает…

– Наверное… – как-то не очень уверенно соглашается Света.

– Сейчас умоемся и обработаем твои царапины, а потом я тебя покормлю. – Веду свою гостью в ванную комнату. – Кстати, а сколько тебе лет?

– Двенадцать, – отвечает она, брезгливо рассматривая себя в огромном зеркале.

Двенадцать. Столько же было бы сейчас Сонечке.

– А выглядишь младше… – я аккуратно стягиваю с неё кофту.

– Я мелкая, но зато юркая. И меня не так просто догнать! – с гордостью сообщает Света, улыбаясь. Зубы у неё неровные и очень жёлтые.

– Свет, давай-ка мы тебя искупаем, а? – предлагаю я, ожидая кучу протестов, но глаза её загораются.

– Хорошо.

– Может, расскажешь, как ты оказалась на улице? – спрашиваю осторожно, стараясь не потревожить её душевные раны, но и не спросить тоже не могу.

– Да чего там рассказывать. Мать… умерла. Потом детский дом. А там жизнь хуже, чем на улице, – грязные джинсы летят к её ногам.

Какая же она худенькая… Можно все ребра пересчитать.

– Так ты сбежала? – интересуюсь, доставая мочалку и мыло. Запас детского мыла пылится в тумбочке – им давно некому пользоваться.

Взгляд Светы мигом меняется.

– А что? Хотите сдать меня назад?! – она пятится к двери, огромные трусы висят парусом вокруг худеньких ляжек, сплошь покрытых синяками. Моё пропущенное через мясорубку сердце сжимается от жалости.

– Нет, что ты! – я спешу её успокоить, пока она, того и гляди, не выскочила в подъезд прямо в трусах. – Я правда не собираюсь никуда тебя сдавать! Честно…

Она щурится. Явно не верит. Я её не виню. Ей досталось не мало, так что я жду вердикта, затаив дыхание.

– Тогда поклянитесь!

Просьба звучит настолько неожиданно, что я сначала даже теряюсь.

– Если тебе так будет легче… Клянусь.

– Нет, поклянитесь памятью дочери! – с нажимом требует Света, напоминая маленького зверька, попавшего в капкан.

– Клянусь… памятью Сони, что только помою тебя и накормлю!

Стоит мне произнести клятву, она сразу расслабляется. Дети такие… дети. Клятвы для них священны, хотя многие взрослые пренебрегают ими налево и направо.

Наконец, Света перелезает бортик ванны, предварительно попросив меня отвернуться. Трусы приземляются сверху на джинсы. Для себя я решаю, что этим тряпкам место только в мусорном ведре.

Покопавшись в Сонином шкафу, нахожу жёлтые лосинки и такого же цвета тунику. Моя душа, с которой осыпалось немного ржавчины, вновь черствеет, как плесневелый сухарь.

Хочется запрятать эти вещи в дальний угол шкафа – Сонечка так их любила… Но, вместе с тем, я понимаю, что Свете вещи куда нужнее, поэтому решительно захлопываю дверцу шкафа и возвращаюсь в ванную. Света стоит в Сониных тапочках с весёлыми мордочками и в пушистом халатике, что укрывает новоиспечённую хозяйку почти до пят.

Где-то в груди снова колется иголкой совесть – это все Сонечкина одежда. И только её. Сколько Саша уговаривал меня упаковать все в пакеты и отвезти в детский дом, но я так и не смогла… А теперь сама нарядила чужую девочку в её любимый халат… Не предательство ли это?

– Что? – Света смотрит на меня, смущаясь.

– Ничего, – вру я, – пойдём, чего-нибудь поедим.

* * *

Впервые за два года я готовлю полноценный обед – благо, нашлись подходящие продукты. А ещё пеку блины, которые Соня так любила мазать тем самым персиковым джемом.

Света сидит на стуле и болтает ногами, наблюдая за мной. А потом уплетает обед за обе щеки.

– А вы почему не кушаете? – спрашивает она с набитым ртом.

– Что-то не хочется… – не буду же я объяснять, что давным-давно ем без удовольствия и перебиваюсь перекусами просто, чтобы не умереть с голоду.

– Вкусно… – выносит она вердикт, облизывая пальцы и то и дело откидывая со лба длинную чёлку. Волосы её после купания из серых преобразились в русые с медовым оттенком. Предлагаю подстричь ненавистные пряди, что так и лезут в глаза.

– Почему вы такая добрая? – казалось бы, обычный вопрос, но меня он вводит в ступор.

Что ответить? Что мне её жалко? Не пойдёт. Что для меня это ничего не стоит? Тоже не подходит. Решаю, сказать правду:

– Думаю, Соня была бы рада, – отвечаю, орудуя ножницами.

– Отчего ваша дочка умерла? Она чем-то болела?

Этот вопрос порождает целую бурю эмоций, как будто я попала в шторм. Жаль, моему ответу не суждено разогнать сгустившиеся тучи над головой и остановить ураган.

– Нет. Её сбила машина.

Света молчит. Напряжение витает в воздухе, подобно ядовитому газу.

– Вы её очень любили?

– Очень. – Стиснув зубы, стараюсь не заплакать. – Ну вот и все…

Откладываю ножницы. Света поворачивается и с прищуром рассматривает меня мгновение, будто ощупывая пальчиками мою душу. А потом встаёт со стула.

– Мне пора…

– И куда? – спрашиваю, не представляя даже, где она проведёт следующую ночь. – Тебе ведь некуда пойти?

– Только не надо меня жалеть! – она решительно идёт к входной двери.

– Но где ты будешь ночевать?

– Сейчас лето, так что я легко найду место для ночёвки.

– Давай я заверну тебе с собой блинов! – спохватившись, бегу на кухню. – Давно ты сбежала из детского дома?

– Весной.

– Сейчас конец августа, скоро ведь начнётся школа… – возвращаюсь с тормозком. – В каком ты классе?

– Должна идти в пятый…

– Значит, нужно вернуться! – пытаюсь наставить её на путь истинный, только вот знаю не понаслышке, что истина у каждого своя.

– Я не пропаду… – обещает Света, принимая из моих рук пакет. – М-м-м… ещё тёплые…

– Я для верности завернула в газету…

– Спасибо… – она проворно обувает видавшие виды кроссовки, которые ей явно жмут.

– Подожди! – и как это я не сообразила? Бросаюсь в детскую и выдвигаю обувной ящик. Шарю в его глубине, пока не выуживаю пару почти новых сандалий. Хоть Света и старше, но выглядит младше своих лет. Должны подойти. Возвращаюсь в прихожую и протягиваю ей обувь. – Вот, возьми. Должны подойти. В них хоть не будет так жарко.

Ловко переобувшись, девочка выпрямляется.

– До свидания.

– Свет… Если тебе понадобится помощь, ты приходи. Хорошо? – пожалуй, это все, что я могу.

Она долго смотрит на меня. Недоверчиво. Но, в конце концов, кивает и выскальзывает за дверь.

В квартире становится сразу пусто и как-то тускло. Как будто забрали частичку света. Не зря ей дали