президента Трумэна и различным комментариям к ним, атомная бомба стоит фантастических денег, а ее производство требует огромных промышленных мощностей, которыми владеют лишь три или четыре державы в мире. Это чрезвычайно важный нюанс, поскольку он означает, что появление атомной бомбы не изменит хода истории, а лишь усилит те тенденции, которые сформировались в последние десять лет.

Общеизвестен тот факт, что история нашей цивилизации – это преимущественно история оружия. В частности, исследователи неоднократно отмечали тесную связь между открытием пороха и победой буржуазного строя над феодальным укладом. И хотя я вполне допускаю возможные исключения, мне представляется разумным признать истинность следующего правила: исторические этапы, когда создавать оружие, способное обеспечить безусловное доминирование над противником, дорого или сложно, оказываются эпохами деспотизма и произвола власть имущих, тогда как в периоды дешевого и легкодоступного оружия у простого люда появляется шанс сказать свое веское слово. Так, например, танки, линкоры и бомбардировщики – это по определению орудия деспотов и тиранов, в то время как ружья, мушкеты, луки и ручные гранаты – демократические боевые средства. Сложное вооружение делает сильных мира сего более могущественными, в то время как простое (пока не найдется способа его нейтрализовать) дает слабым возможность реванша.

Сложное вооружение делает сильных мира сего более могущественными, в то время как простое (пока не найдется способа его нейтрализовать) дает слабым возможность реванша.

Великую эпоху демократии и национального самоопределения вершили мушкет и ружье. После изобретения кремневого замка и вплоть до появления пистона мушкет являлся довольно эффективным оружием и в то же время настолько простым, что его могли изготовлять практически где угодно. Сочетание этих качеств обеспечило успех американской и французской революций, превратило народное восстание в нечто куда более серьезное, чем сегодня. На смену мушкету пришло ружье, заряжающееся с казенной части. По своей конструкции оно было сложнее, тем не менее его могли производить во многих странах, оно было дешевым, экономным в отношении боеприпасов, удобным для контрабанды. Даже самые отсталые в технологическом отношении народы всегда имели возможность раздобыть ружья тем или иным путем, поэтому и буры, и болгары, и абиссинцы, и марокканцы, и даже жители Тибета могли бороться за свою независимость, порой небезуспешно. Однако с тех пор каждый шаг в развитии вооружения приносил пользу исключительно государству, а не личности и только промышленно развитым странам. Центров силы становится все меньше и меньше. Уже в 1939 году существовало только пять государств, способных вести широкомасштабные войны, сейчас же их осталось всего лишь три (а вскоре, возможно, это число сократится до двух). Эта тенденция наблюдается уже много лет, некоторые исследователи обратили на нее внимание еще до 1914 года. Единственное, что могло бы изменить ход вещей, – это изобретение оружия (или, говоря шире, метода ведения боевых действий), не зависящего от плотной концентрации промышленного производства.

Исходя из различных признаков, можно сделать вывод, что русские пока не владеют секретом создания атомной бомбы. С другой стороны, преобладает точка зрения, что в ближайшие несколько лет они его разгадают. Таким образом, грядет перспектива появления двух или трех монструозных сверхдержав, каждая из которых будет обладать оружием, способным в ходе борьбы за мировое господство уничтожить миллионы людей в считаные секунды. Преждевременным было бы прогнозировать, что вслед за этим последуют более крупные и кровопролитные войны и, скорее всего, конец машинной цивилизации. Тем не менее предположим (а именно такое развитие событий представляется наиболее вероятным), что уцелевшие великие нации достигнут негласной договоренности никогда не применять атомную бомбу друг против друга. Допустим также, что они условятся применять ее (или прибегать к угрозе ее применения) только против тех народов, которые не в состоянии нанести ответный удар. В этом случае мы возвращаемся на круги своя, с той лишь разницей, что власть будет сосредоточена в руках нескольких избранных и будущее покоренных народов и угнетенных классов станет еще более безнадежными.

Когда Джеймс Бернхэм написал свою «Революцию менеджеров», многие американцы допускали победу немецкой армии в Европе, поэтому казалось вполне естественным предположить, что именно Германия, а не Россия будет доминировать на евразийских просторах, тогда как Япония сохранит за собой господство на Востоке. Это был очевидный просчет, но он никак не влияет на основную мысль, высказанную Бернхэмом, поскольку географическая картина нового миропорядка, представленная им, оказалась верной. Становится все более очевидным, что вся планета делится между тремя великими империями, каждая из которых самодостаточна, практически отрезана от контактов с внешним миром и управляется (под той или иной личиной) кучкой самоизбранных олигархов. Торг по поводу того, где будут проведены границы, все еще продолжается (и будет идти еще несколько лет), тогда как третья сверхдержава – Китай, вокруг которого группируются остальные страны Дальнего Востока, – пока может считаться таковой скорее потенциально, нежели фактически. Однако общий вектор развития событий на международной арене очевиден, и каждое научное открытие последних лет только усиливало его.

Когда-то нам обещали, что авиация «сотрет все границы», на самом же деле с тех пор, как она превратилась в серьезное оружие, границы наглухо закрылись. Когда-то нам пророчили, что радио будет способствовать международному взаимопониманию и развитию сотрудничества. Как оказалось, оно является действенным средством изоляции стран. Атомная бомба может завершить этот процесс, лишив эксплуатируемые классы и угнетаемые народы всяких перспектив мятежа против власть имущих и одновременно заложив основу равенства ее обладателей в военном потенциале. Не имея возможности победить друг друга, они, скорее всего, продолжат делить мир между собой. Трудно спрогнозировать, что именно способно сместить установившийся баланс сил, кроме длительных и непредсказуемых демографических перемен.

Если в целом оценивать эволюцию нашего мира, то на протяжении уже нескольких десятилетий он движется скорее не к хаосу и безвластию, а к возрождению рабства.

Сорок или пятьдесят лет назад Герберт Уэллс и другие научные фантасты предостерегали нас, что человек загоняет себя в опасный тупик, проявляя готовность к самоуничтожению своим собственным оружием, после чего Землю начнут успешно колонизировать муравьи и другие биологические виды со стадным инстинктом. Любой, кому довелось увидеть разрушенные города Германии, согласится с тем, что такие апокалиптические прогнозы выглядят вполне реальными. Тем не менее если в целом оценивать эволюцию нашего мира, то на протяжении уже нескольких десятилетий он движется скорее не к хаосу и безвластию, а к возрождению рабства. Возможно, нас ждет впереди не вселенское разрушение, а эпоха, столь же ужасающая в своей стабильности, как и античные рабовладельческие общества. Теория Джеймса Бернхэма широко обсуждалась, но пока лишь немногие задумывались об ее идеологических основах, то есть о том, какое мировоззрение, какие убеждения, какая социальная структура будут преобладать в сверхдержаве, одновременно непобедимой и находящейся в состоянии перманентной «холодной войны» с соседями.

Если бы атомная бомба оказалась такой же дешевой и простой в изготовлении, как велосипед или будильник, это вполне могло бы вновь отбросить нас во времена варваров. С другой стороны, это означало бы исчезновение национального суверенитета и полицейского государства с безраздельной центральной властью. Если же (как, судя по всему, и обстоит дело) атомная бомба представляет собой редкий и дорогостоящий предмет, такой же сложный в производстве, как линкор, то она, скорее всего, ознаменует конец крупномасштабных войн ценой нескончаемого мира без мира.

‹Мигранты, казни и общественное мнение›[72]

По мере того, как над политическим горизонтом сгущаются тяжелые, словно натруженные ладони чернорабочего, тучи, все более отчетливо проявляется один немаловажный факт. Дело заключается в том, что проблемы правительства (как текущие, так и предстоящие) в значительной степени проистекают из его неспособности должным образом публично обозначить свои намерения по тому или иному критическому вопросу.

Широкую общественность, по существу, держат в неведении: неясно, что именно в данный момент происходит, а также чего и по какой причине следует ожидать в ближайшей перспективе. В результате каждое национальное злоключение, большое или малое, застает подавляющую часть населения врасплох, и наше правительство навлекает на себя уничижительную критику, вынужденное в страшной спешке