– Мы не собираемся действовать в соответствии с какими-то там принципами, – громко продолжал говорливый политик. – И мы не станем притворяться, что эти принципы у нас есть.

Его миниатюрная жена, которая чуть поодаль от стола занималась с ребенком, неожиданно вторглась в разговор, заявив:

– Это только показывает бесполезность любых принципов.

После чего, но уже более взволнованным и высоким голосом, она повторила эту сентенцию своему младенцу.

Все события были в высшей степени тревожными. Морган, уезжая, пообещал матери, что не станет участвовать в массовых сборищах на ближайшем стадионе, но везде, куда бы он ни направился, атмосфера была накалена и жестокие стычки могли произойти буквально из ничего. В город было введено до четырех тысяч военных дополнительно. Морган отправился к центральной гостинице, где остановился Черчилль, и ждал там вместе с толпой, сгрудившейся в фойе. Он не знал, зачем пришел сюда, тем более что особой любви к этому человеку не питал. Но момент был исторический. Он услышал рев толпы, собравшейся на улице, когда Черчилль появился у окна, а вскоре этот невысокий, но крупный человек с болезненно-бледным лицом цвета корня, сидящего глубоко под землей, появился в фойе и, проходя сквозь толпу к выходу, задел Моргана. Не уверенный, как ему ответить на это прикосновение, Морган вежливо приподнял шляпу.

Взрастающие побеги религиозного конфликта породили первые трещины на монолите империи. Морган возвращался домой с таящимся в глубине души беспокойством, ощущая под ногами глухие подземные толчки. И это ощущение тревоги, казалось, не имеющей корней, и дома не позволяла ему чувствовать себя спокойно. Желание писать в нем иссякало, а без него жизнь была совершенно пустой. Он влачил свои дни, читая газеты и переедая за столом, иногда выполняя поручения матери, а иногда катая ее на лодке по реке. Спал в кресле в саду и без всякого энтузиазма играл на фортепиано. Себе он казался человеком без хребта, неспособным определить свою сущность хотя бы для того, чтобы в ней разочароваться.

Поэтому, когда он услышал, что Голди получил свой первый грант от Альбера Кона и решил использовать его для поездки на Восток, а кроме того, еще и Боба Треви убедил к себе присоединиться, Морган наконец принял решение. В конце года он будет в их компании!

К его удивлению, Лили не пришлось долго уговаривать. Слегка подлизаться, поиграть на нежных чувствах – и она не возражает. Естественно, она уже предполагала нечто в этом роде.

– Конечно, ты должен поехать, пока не превратился в старика, – сказала она. – И я рада, что с тобой будут друзья. Ты же совсем не умеешь путешествовать. Постоянно теряешься и забываешь путеводитель Бедекера.

– Я не думаю, что постоянно буду с ними. У меня есть и индийские друзья.

– Ты имеешь в виду Масуда? – спросила она.

И, поразмышляв минуту, заявила:

– Конечно, очень хорошо, что ты встретишься с ним у него дома.

– Это почему? – не понял Морган.

Лили печально улыбнулась:

– Если он когда-нибудь вернется в Англию, все здесь будет уже не так.

В сравнении с более занятными вещами, которые Морган повидал во время путешествия, пещеры его разочаровали. Правда, подъезжать было интересно: сидишь на раскачивающейся спине верблюда, который по обожженной равнине несет тебя к Барабарским холмам, а из дымки на тебя надвигаются гигантские скалы. Первая из скал оказалась самой удивительной – подобной огромному каменному пальцу, указывающему на небо. Только когда подъезжаешь ближе и видишь ее сбоку, она изменяет форму: появляется вытянутый хребет, а гигантский булыжник на вершине превращается в веерообразное скопище камней поменьше.

– Это Кава Дол, – сказал, улыбаясь, Имдад Иман.

– Что это означает?

– Место, где ворона…

Он покачал рукой.

– Качается, ты хочешь сказать? Качели для вороны?

– О, да! – сказал старик. – Именно так.

Но камень, несмотря на то что его положение представлялось неустойчивым, не выглядел как качели, и кажущееся взаимопонимание говоривших оборачивалось полным непониманием. Однако, каким бы ни было значение этого слова, имя скалы осталось в сознании Моргана на уровне элементарном, вместе с образом каменной башни. «Кава Дол» – звук этого имени был и древним, и зловещим – исторгающим мрак из земных глубин.

Тем не менее конечным пунктом их поездки были вовсе не скалы. Медленно проехав мимо их основания, Морган и его спутник двинулись к дальней гряде холмов. Сложенные из таких же сферических серых камней, наваленных друг на друга в полном беспорядке, они напоминали иные, живые формы. Морган, казалось, слушал Имдада Имана, который писал стихи на урду и ценил все английское, от поло до поэзии, но мысли его блуждали далеко.

От прогулки, как говорил Масуд, он должен был бы получить немалое удовольствие. Правда, слова эти Масуд произнес без особого энтузиазма, да и самому Моргану ехать не очень хотелось. Радости этого дня призваны были утешить и развлечь Моргана, который накануне, перед тем как двинуться в дальнейшее путешествие, попрощался со своим другом. Хотя он проехал только половину своего индийского маршрута, остаток пути он вынужден будет проделать без Масуда, и это печальное обстоятельство давило ему на грудь непомерной ношей.

Когда путешественники сблизились со второй грядой холмов, внимание Моргана привлекла их серая поверхность, то там, то сям декорированная скупой растительностью, и он на время забыл свою грусть. Место было таким необычным, столь дико несообразным с погруженной в дымку равниной, что казалось насильно перенесенным из другого мира. В роще у подножия каменной гряды уже раскинулись палатки их авангарда, и вверх поднимались струи дыма. Но завтрак, на который путешественники рассчитывали, еще не подоспел, а потому им посоветовали поначалу осмотреть пещеры.

Наваб Имдад Иман был другом Масуда, и тот поручил ему исполнять все желания Моргана. Раздосадованный медлительностью повара, Имдад Иман сказал, что останется в лагере и присмотрит за приготовлением завтрака. Сопровождать же Моргана он поручил двум своим племянникам, некрасивым и нескладным юношам, которые и повели английского гостя к ближайшему холму.

Тропинка, ведшая туда, бежала меж деревьями. Почти сразу они вышли к святилищу – выбитой в скале нише, в центре которой стоял высеченный из камня идол, увитый умирающими цветами. Но если у этого святого места и имелся служка, его нигде не было видно. Тропинка начала уходить вверх. Вокруг становилось все светлее и жарче. Деревья здесь почти не росли, а пение птиц вскоре сменилось жужжанием насекомых. Путники шли молча, и единственный звук, который они издавали, был шум дыхания.

В общем, подъем оказался не таким уж и трудным. Буквально через несколько минут они вышли на каменный уступ, и племянники провели Моргана к высокой скале с двойным гранитным гребнем, делающим ее похожей на кита, поднимающегося из глубин. Треугольный вход в первую пещеру был выбит в боковом склоне скалы. Утро же склонялось к дню, и ночная свежесть давно покинула лежащие на склонах скалы тени.