безжизненное тело под дощатый мостик, переброшенный через придорожный кювет. Только ноги пришлось подогнуть в коленях, чтобы не торчали наружу.

Все произошло так быстро, что Паша не успела и дух перевести. Словно и не спешил только что домой со службы немецкий обер-ефрейтор. Осталось от него одно только слово. Пароль.

Теперь троим разведчикам предстояло самим миновать настоящего часового возле подъездных путей, ведущих на склад. Сотня шагов… Еще сотня… Еще…

– Хальт! Пароль?

Перед ними часовой. Автомат – прямо в грудь круглым острым зрачком. Палец на спусковом крючке. Лица не видно в тени глубокой каски.

– Рейн! – уверенно отвечает Ткаченко и уверенно же требует сам: – Отзыв?

– Рур!

Часовой опускает автомат. Трое беспрепятственно минуют первый забор из колючей проволоки. Они идут дальше, только похрустывает под сапогами осенняя ломкая листва. Непреодолимо хочется оглянуться, что часовой? Неужто сошло? Усилием воли Паша заставляет себя спокойно идти дальше: оглядываться нельзя. Они назвали пароль правильно, получили отзыв, и часовому теперь нет до них никакого дела. Им до него тоже – убирать этого немца нет никакой надобности.

Впереди показались длинные приземистые строения, чуть выступающие над каменным забором и двумя рядами колючей проволоки. Это склады.

У ворот двое часовых.

– Хальт! Пароль?

– Рейн! Отзыв?

– Рур. Проходите!

И снова прыгает в мыслях: «Только не оглядываться!»

У немцев дисциплина. Солдатам-часовым ни к чему знать, зачем поздним вечером дополнительный наряд идет на закрытую территорию. Их дело проверить пароль. За остальное отвечает начальство. Но начальства нет. Единственный офицер дремлет на диване в дежурке.

Трое пересекают несколько подъездных путей и сворачивают к дальнему, на отшибе, одноэтажному зданию из красного кирпича без окон. Если сегодня днем снаряды не вывезли (такое не исключалось), они должны быть именно здесь, за этими толстыми кирпичными стенами.

У дверей застыл часовой, настороженный, внимательный, автомат – в сторону троих.

– Хальт! Пароль?

– Рейн! Отзыв?

– Рур.

Но пароль действителен только для того, чтобы подойти к часовому. В склад он без письменного разрешения не пустит да и с поста без разводящего не двинется.

На ходу Ткаченко расстегивает верхний карман мундира, достает оттуда сложенный вчетверо листок бумаги и протягивает часовому… И в то мгновение, когда их руки встречаются, делает неожиданный шаг в сторону. Из-за спины Ткаченко черной тенью метнулся Михаил. Блеснуло под качающимся фонарем лезвие кинжала, и, глухо охнув, немец повалился на песок.

А Ткаченко припрятанным за голенище ломиком (специально изготовленным в слесарке паровозного депо) уже выдергивал вместе с петлями увесистые висячие замки, оставшиеся еще с панских времен. Тяжелая, кованная железом дверь медленно, со скрипом отъехала по полозьям в сторону. Не намного, ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель мог проскользнуть солдат, похожий на мальчишку.

Ткаченко отвел дверь еще немного и затолкал внутрь здания тело часового, сам же встал на его место, прикрыв спиной щель. А Михаил уже огибал угол здания, спешил навстречу второму часовому, который должен был находиться где-то с другой стороны.

Паша на секунду прислонилась к внутренней стене. Но только на секунду. Потом взяла себя в руки, вынула из кармана электрический фонарик с потайной шторкой и огляделась. Узкий луч света пробежал по стеллажам. Тускло блеснули серебром массивные чушки. Вот она, цель! Снаряды хранились не в ящиках, а были аккуратно выложены на досках с полукруглыми вырезами-гнездами. Паша попробовала вытащить один снаряд из гнезда и ахнула – в нем было килограммов двадцать. «Как же Василий его потащит?..» – ужаснулась девушка.

«Нет, надо поискать другой. Может, найдется полегче», – наивно рассудила Паша и действительно чудом нашла кое-что «полегче»! В глубине склада Савельева обнаружила специальный стенд, на котором был укреплен отдельно развинченный стальной стакан и отдельно – небольшой продолговатый баллон со смертоносной отравляющей начинкой!

Немецкая инструкция – выставлять у каждого вида боеприпасов образец заряда – сослужила как нельзя лучшую службу советской разведчице. Паша осторожно открутила мягкие проволочные лапки и бережно сняла баллон со стенда, спрятала под мундиром. Теперь можно уходить.

К двери шла без фонаря, ориентируясь на светлое пятно неба в проеме отодвинутой двери. У порога нога ее ступила на что-то мягкое, и Паша судорожно зажала ладонью рот, чтобы не вскрикнуть.

Пропустив девушку, Ткаченко осторожно, стараясь не скрипеть, задвинул дверь и, не поворачиваясь, чтобы не упускать из виду складской двор, стал отходить в угол.

У дальнего выхода их ждал Неизвестный. Он стоял в обычной позе немецких часовых: широко расставив крепкие ноги, обе руки на автомате… Куда делся настоящий часовой, спрашивать его не стали.

Теперь нужно назад, на Ковельскую. Они прошли быстрым шагом метров двадцать, как вдруг Паша остановилась.

– Ты что? – шепотом спросил ее Ткаченко.

– Придется вернуться к забору, Леша, – так же шепотом ответила Паша, и в голосе ее Ткаченко уловил скрытый упрек, – про махорку забыли.

Они действительно забыли про махорку – от собак. Единственное упущение. Но его не поздно было загладить. А махорки у каждого – полные карманы…

12

Паника поднялась, когда разводящий нашел возле здания, где хранились секретные снаряды, трупы обоих часовых. Солдаты были убиты наповал холодным оружием, скорее всего, обоюдоострым кинжалом. Замок с двери склада был сорван, образец химической начинки, хранившийся внутри здания на отдельном стенде, отсутствовал.

Еще через пятнадцать минут дежурный офицер лейтенант Вебер, находившийся в состоянии, близком к полуобморочному, уже давал показания примчавшемуся к месту происшествия следователю гестапо обер-лейтенанту войск СС Шмидту. Вскоре к Шмидту присоединился и сам шеф гестапо доктор Фишер.

Стоило только Фишеру узнать, что именно пропало со склада, как он тут же отдал распоряжение: всеми имеющимися силами перекрыть дороги, ведущие из Луцка, задерживать всех выезжающих, даже военнослужащих германской армии, подвергать их обыску, искать небольшой продолговатый баллон, в случае нахождения – немедленно доставить в гестапо, ни в коем случае не раскрывая и соблюдая все меры предосторожности. Задержанного с баллоном, кто бы он ни был, также немедленно доставить в гестапо, не подвергая допросу и в полной сохранности.

Приказ доктора Фишера был категоричен, но в успехе он сам не был уверен; опытный глаз (а у доктора Фишера был очень опытный глаз) с легкостью определил, что смерть часовых наступила несколько часов назад, и, следовательно, похитители имели достаточно времени, чтобы покинуть пределы города. Фишеру было абсолютно ясно, что люди, совершившие столь дерзкий налет и овладевшие столь ценной добычей, постараются ее переправить своему командованию, не теряя и минуты лишней.

Но не отдать такого приказа Фишер, разумеется, не мог, если не хотел усугубить свое и без того незавидное положение.