Старая хозяйка, свесившись с печи, злобно прошамкала:

– Нема у нас хлиба, и тютюну нема.

– А это что, мамаша? – и Серафим указал на несколько круглых паляниц на полке.

– Бросьте вы… Дайте хлопцам, что они просят.

Только выйдя на порог, разведчики сообразили, что молодайка в полушубке, лишь они заговорили с бандеровцем, незаметно выскользнула из хаты и исчезла, нигде во дворе ее видно не было.

Афонин присвистнул:

– Вот так гостеприимные хозяева, теперь жди погони.

Быстрым шагом разведчики направились к лесу и долго шли без остановки, чтобы оторваться от возможного преследования. Когда остановились, чтобы свериться с картой, обнаружили, что поляна осталась далеко правее, теперь они находились километрах в двадцати от того места, где, по инструкции, должны были повернуть на восток.

И снова они шли несколько часов по лесу, и снова наткнулись неожиданно на одинокую хату. И тут же грубый оклик:

– Стой!

Возле изгороди стояли трое в черной форме. На фуражках бандеровские трезубы, в руках винтовки. Один скомандовал:

– Ходить сюды!

Тут же, не сговариваясь, разведчики метнулись назад, в спасительную темь. Вдогонку им загремели выстрелы…

Несколько часов партизаны уходили от погони, не останавливаясь ни на минуту. У Серафима нестерпимо заломила давно пораненная нога, но о привале нечего было и думать. Тогда он сбросил сапоги, уложил их в вещевой мешок и пошел дальше в одних носках. Так было легче, а холода он при быстрой ходьбе не чувствовал. Обидно было, конечно, и Серафиму, и его товарищам вот так уходить от горстки бандеровцев, в другое время… Но приказ командования был категоричен: ни в какие схватки с противником не вступать, ваша задача – доставить пакет по месту назначения в целости и сохранности. Ребята отлично понимали это, но все-таки было обидно.

Поздним вечером, когда уже стемнело, лес незаметно кончился, под неверным лунным светом перед разведчиками черной рваной полосой открылась Горынь. Вышли!

Первым переправился через реку Таланов, за ним Малышенко, последним Афонин. Когда Серафим с трудом карабкался на высокий крутой берег, у него под рукой обломилось корневище, и он чуть не сорвался с откоса вниз. В последний миг Малышенко, отличавшийся богатырским сложением, успел подхватить Афонина и легко, как ребенка, вытащил на берег. Благодарный Серафим невольно вспомнил, как в недавнем бою огромный Малышенко бил по немцам из пулемета… с рук, словно отбойным молотком работал. И откуда только у него такая фамилия?

Не успели разведчики встать на ноги и отряхнуться, как на оставленном ими берегу грохнул выстрел, в воздух взвились ослепительные ракеты, высветив берег. Потом поднялась яростная пулеметная и винтовочная стрельба. Видно, бандеровцы нащупали-таки их следы.

Ночь разведчики провели в лесу. Разыскивать передовые подразделения Красной армии в темноте было рискованно: и на этом берегу Горыни не исключалась возможность встречи с разрозненными группами бандеровцев или немцев. Да и свои могли пострелять прежде, чем разведчики успели бы объясниться.

На лесной поляне Малышенко разыскал копну обмолоченных снопов. Решили по очереди спать в снопах. Переночевав, двинулись дальше на север. Шли осторожно вдоль дороги, прячась за стволами густых елей. Шли часа два, когда чуткий слух Афонина выхватил из обычного лесного шума скрип телеги. Люди! Разведчики притаились за деревьями, а на лесной дороге из-за поворота одна за другой показались несколько повозок. Вот первая из них поравнялась с деревом, за которым залег Афонин. Он отчетливо расслышал несколько слов – люди на повозках разговаривали между собой по-русски! А на их шапках, он явственно различил, горели родные пятиконечные звездочки. Свои! Это были свои!

С криком «Товарищи! Товарищи!» разведчики выбежали на дорогу. Бойцы в повозках вскинули оружие против трех оборвавшихся в лесной чащобе, облепленных грязью с головы до ног, обросших четырехдневной щетиной людей. Но не стреляли, только смотрели настороженно…

Откуда-то из хвоста обоза подъехал верховой, тоже со звездочкой на фуражке и с… погонами на плечах. У Серафима екнуло сердце: что за напасть, на кого они напоролись?! С облегчением вспомнил, что комиссар Стехов рассказывал о введении в Красной армии новых знаков различия – погонов.

– Кто вы такие? – строго спросил верховой, как потом выяснилось – лейтенант.

– Мы советские партизаны, – ответил Афонин, – по заданию своего командования перешли линию фронта. Просим немедленно доставить нас в штаб ближайшей воинской части.

Лейтенант скептически оглядел всех троих, видимо, внешний вид партизан не внушал ему особого доверия. Серафим понял его колебания и улыбнулся.

– Вас что, одежда наша смущает? Так мы ж четыре дня в лесу, через Горынь переправлялись… Ладно, возьмите пока наше оружие.

По его знаку разведчики выложили прямо на дорогу пистолеты, гранаты, ножи. Уже не колеблясь, лейтенант предложил партизанам сесть на повозку и сам доставил их к командиру батальона. Комбат сразу позвонил в штаб дивизии и доложил, что его бойцы встретили трех довольно странного вида человек, которые называют себя партизанами, выполняющими особое задание. Договорить ему не дали.

– Значит, перешли?! – Услышал он в трубке радостный голос комдива. – Немедленно доставить товарищей в штаб.

Остальное разведчики пережили как во сне.

В штабе дивизии их принял генерал, расцеловал каждого, приказал накормить, вернуть оружие и… уложить спать. В последнем разведчики нуждались действительно больше всего. А когда проснулись (им казалось, что спали они всего несколько минут, на самом деле – почти сутки), их уже ждал штабной автомобиль.

Обедали разведчики и сопровождавший их капитан в Киеве, ночевали в полуразрушенном Гомеле, второй раз пообедали в Смоленске, а к вечеру покрытая густым налетом дорожной пыли машина остановилась возле большого серого дома в самом центре Москвы.

В вестибюле их ждали какие-то люди в военной и штатской одежде и, ни о чем не расспрашивая, провели мимо часовых к лифту. Наверху они долго шли по длинному пустому коридору, застланному ковровой дорожкой, и, наконец, очутились в просторной приемной.

Навстречу им поднялся офицер с золотыми (!) погонами и непонятно что обозначающей полоской из разноцветных ленточек над левым карманом кителя. Офицер, приветливо улыбаясь, пожал всем троим руки и представился:

– Майор Ряшенцев.

Потом, обращаясь к Серафиму, спросил:

– Вы командир группы? Ваша фамилия Афонин?

– Так точно, товарищ майор.

Ряшенцев продолжал:

– Генерал говорит по телефону, просил подождать две-три минуты. Садитесь, пожалуйста, – и он гостеприимно указал на массивные кожаные кресла.

Разведчики присели, еще не веря, что все происходит с ними наяву. Что за окном приемной раскинулась Москва, о встрече с которой они мечтали два с половиной года и, если говорить откровенно, не очень рассчитывали порой, что встреча эта когда-либо состоится.

Вдруг Афонин встрепенулся, словно вспомнив что-то:

– Товарищ