и ее неделями кормили молочными коктейлями, мороженым и кашей. Я страшно ей завидовал, хотя она делилась со мной всеми своими лакомствами.

В тот день она затащила меня в свою комнату и с совершенно серьезным выражением лица достала из кармана платья яблоко. Я оторопел. Она протянула мне яблоко – ее зашитая губа покраснела и опухла – и произнесла:

– Не шевелись и никому об этом не рассказывай, иначе я забуду о твоем существовании. – Из-за зашитой губы ее слов было почти не разобрать. – Замри как статуя, – велела она. Я замер.

В тот момент я доверял ей, как не доверял никому в своей короткой жизни. Она единственная в целом свете обращала на меня внимание, ей одной не казалось, что я слабак и трачу свое время на всякую ерунду, которая больше никому не интересна.

Она подошла ко мне; нас разделяло только яблоко. Я пристально взглянул в ее глаза. Почувствовал запах ее кожи. От нее пахло лавандовым мылом, девчачьим потом и кровоточащей губой. Яблоком. Я почувствовал запах мальчика, который не знает, что будет дальше; всю оставшуюся жизнь я буду с тоской вспоминать это чувство.

Она вонзилась зубами в яблоко, чтобы держать его в рту без помощи рук. Швы натянулись; губа закровоточила сильнее.

Потом она подождала, пока я сделаю то, что она мне велела. Я дрожал всем телом. Но ради Авроры я был готов на все – тогда и сейчас, и буду готов до конца своей жизни. Я взял свой глупый маленький кулачок, отвел в сторону свою глупую маленькую руку и выбил яблоко у нее изо рта.

Ее голова откинулась на сторону. Она не издала ни звука.

Повсюду была кровь.

Швы разошлись.

Раненый рот выглядел непристойно.

Она повернулась ко мне. Улыбнулась. Ее красота была чудовищной. Смех, вырвавшийся из ее разорванного рта, пробрал меня до костей.

Я испугался. Но меня необъяснимо к ней тянуло. И я тоже улыбнулся.

Потом она начала снимать с себя окровавленное платье, ничуть меня не стесняясь. Я увидел ее белую нижнюю рубашку, ее фигуру, крошечную капельку крови в ложбинке грудей, которые только начали округляться.

Этот образ Авроры на всю оставшуюся жизнь определил мое понимание мира. В тот миг я понял, что буду предан ей вечно.

Тот день в детской комнате определил ход всей моей жизни, а возможно, и ее собственной.

Много лет спустя Аврора лишилась ноги на войне, и я наконец смог доказать ей свою преданность на деле. Мысли о ее потерянной ноге не давали мне покоя. Мне снились кошмары; я видел, как она пытается идти и падает, пытается стоять и падает, пытается хоть как-нибудь пошевелиться и снова падает, как статуя, но ударяется намного сильнее.

И я решил спроектировать и построить для нее новую ногу.

Сперва я изучил историю протезирования. К моему удивлению, оказалось, там было что изучать.

В Древнем Египте считалось очень важным, чтобы человек попал в загробный мир целым. До нас дошли древнеегипетские протезы: так, большой палец ноги Гревилла Честера[8] был изготовлен из льна, клея и гипса.

В Китае пользовались популярностью ножные протезы с лошадиным копытом.

Средние века изобиловали деревянными и железными ногами.

Ацтекский бог творения Тескатлипока лишился стопы, сражаясь с Земным Монстром. Его часто изображают с зеркалом из обсидиана на месте стопы.

Современный ножной протез изобрел Амбруаз Паре во второй половине шестнадцатого века. Паре считают отцом современной хирургии. Он был цирюльником, хирургом и анатомом и служил при дворе четырех французских королей. Он усовершенствовал технологию ампутации конечностей, повысив уровень выживаемости пациентов и разработал функциональные искусственные конечности для всех частей тела. Его шарнирный коленный протез с защелкивающимся механизмом и регулируемым ремнем используется по сей день.

В США спрос на ножные протезы возрос во время и после Гражданской войны. Выздоравливая после ампутации ноги, инженер Джеймс Эдвард Хэнгер – конфедерат и первый ампутант Гражданской войны – разработал и запатентовал искусственную ногу, названную «протезом Хэнгера». Хэнгер и другие первопроходцы протезирования, в том числе Салемская ногопротезная компания из Массачусетса, выпустили на рынок множество товаров и на все лады расхваливали их удобство, прочность, долговечность, комфорт и элегантность. В этих изделиях использовались втулки, листовой металл и сталь, что способствовало повышенной устойчивости, гладкости и бесшумности; протезы часто отделывали кожей, окрашенной под цвет человеческой, и даже снабжали искусственными волосками.

Могу сказать без преувеличения, что дизайн и конструкция Аврориной ноги захватили меня целиком.

Я начал с изучения базовой конструкции протеза Салемской компании, разработанного в 1862 году. Меня восхитили его сочленения и гладкие очертания стопы. Однако для Авроры важнейшим качеством будущего протеза являлась красота. Она ждала, что он будет красивым, как произведение искусства, достойное выставляться в музее. Для изготовления протеза я взял наше любимое розовое дерево – Аврора в шутку называла его «кровавым деревом». Разработав собственную базовую конструкцию – задача сама по себе непростая, – я принялся вырезать деревянный каркас вручную, украшая его резными розами, лозами и золотой инкрустацией. Я нарисовал на ноге кроваво-красные ноготки. Я трудился несколько недель и наконец посчитал творение своих рук достойным ее взгляда; тогда я упаковал драгоценный предмет и отправил ей за океан.

Разумеется, я не мог видеть ее реакцию, когда она открыла сверток. И она никогда не говорила о протезе, только один раз в коротком письме, отправленном сразу после получения моей посылки:

Говорят, что Господь создал Еву из цела, צלע[9] – это слово принято переводить как «одно из его ребер». Но оно также может означать «кривизну, хромоту» и «неприятность». Почему именно ребро? Подумай. Что, если Ева вовсе не ребро, а хромота для Адама – и в таком случае ее сила куда больше, чем представляется нам, ведь для меня моя хромота стала неисчерпаемым источником творческой и эротической энергии.

На первый гонорар, полученный за проект памятника, я купил Авроре отель.

Всю свою жизнь я посвятил созданию монументальных статуй.

Иногда мне кажется, что все они были для нее.

Воплотитель грез, мой визионер Фредерик!

Знаешь, кем я хотела стать в детстве, яблочко мое?

Монахиней! Можешь представить?

Когда я была маленькой, мы плыли через Атлантический океан на борту немецкого лайнера «Фризия», и там я познакомилась с монахиней Доминиканского ордена. Хотя честнее было бы сказать, что я привязалась к ней, как хвостик. Она была старше меня всего на четыре года, но разница между десятилетней и четырнадцатилетней девочкой огромна. Знаю,