Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я поднял карты со стола, глянул мельком и улыбнулся.
— Кажется, мне везёт. Десять рублей.
Ставка легла на середину стола.
— Пас, — Чагин смотрел на меня с лёгкой усмешкой.
Хомутов почесал нос.
— Пас, — вдова Чулкова бросила карты.
Мы остались один на один. Шулер без слов поддержал ставку.
— Пожалуй, ещё десять.
И снова молодой пройдоха поддержал.
— И ещё пятьдесят.
Хомутов насмешливо положил деньги. Что же, рыбка клюнула, пора подсекать.
— Не буду жадничать. На все.
Я сгрёб рукой деньги и пододвинул на центр стола. Ну, дорогой шулер, твой ход.
По лицу было видно, как на него накатила жадность. Спасовать? Но тогда я уйду с деньгами. Поддержать ставку? Но он сам раздал мне выигрышные карты.
— Умеете вы удивить, Константин Платонович, умеете, — он кашлянул, потряс головой и всем телом повернулся к Чагину. — Матвей Иванович, каков ход, а?
Но его манёвры не смогли отвлечь меня от карт в его руках. Тонкие длинные пальцы шулера спрятали даму червей в широкий рукав, а взамен вытащили из-за кружевных манжет десятку пик. Ловок, ничего не скажешь!
— Играть так играть! — Хомутов наигранно махнул рукой. — Поддержу ставку. Вскрываемся!
Его карты легли на стол, и мы встретились взглядами. Жулик увидел, что я улыбаюсь. Такой, знаете ли, доброй-доброй улыбкой, как тюремный надзиратель, когда заключённый выкопал туннель из камеры прямо в караулку охраны. Он прекрасно понял — я знаю, что он сделал. И я знал, что он знает, что я знаю. И прямо сейчас могу обвинить его в шулерстве. Мне было очень хорошо видно: вторая десятка пик лежит в картах Чагина. Стоит лишь перевернуть, и всё, будь здоров.
Он дёрнул плечом, судорожно ища выход. Но я не стал доводить дело до скандала.
— Что же, вы выиграли, Григорий Павлович, поздравляю.
Хомутов моргнул несколько раз, а я весело подмигнул ему. Пусть думает, что хочет. Вон Чагин, который знает про десятки, аж подобрался весь от напряжения.
Я встал и поклонился.
— Спасибо за игру, господа, отличная партия. А теперь, прошу извинить меня, вынужден вас покинуть.
Из-за стола картёжников я уходил в отличном настроении. Денег особо не потерял, но впечатление на местную «мафию» произвёл. Чагин, главный в этой троице, всё прекрасно понял, уж будьте уверены.
* * *
Шумная это штука — бал. Музыка, смех, голоса. Всё сливается в какофонию и гудит будто улей. Уж не знаю, какой мёд делают эти «пчёлы», но мне бы не хотелось его пробовать.
Покрутившись среди гостей, я нашёл Марью Алексевну. Княгиня устроилась в кресле недалеко от столов с закусками и взирала на развлекающуюся молодёжь, как бабушка на шалящих внуков. За спинкой кресла стояла Таня, строгая и неприступная.
Заметив мой удивлённый взгляд, княгиня ехидно хмыкнула.
— К ней уже четыре кавалера с приглашениями подходили. И потанцевать, и шампанского выпить. Отбрила, мне даже вмешиваться не пришлось. Умничка!
— Знаю, — я улыбнулся Тане.
— А ты чего пришёл? В тягость светская жизнь? Утомило высшее общество?
— Есть немного.
— Так сходи в «мужские» комнаты, они для того и сделаны. Там тихо, спокойно, в отличие от «женских».
Я внял совету и отправился отдохнуть в эти самые комнаты. А что, очень даже здесь мило — тихо, на диванчиках развалился утомлённый сильный пол, почти никто не разговаривает, кто-то даже храпит, прикорнув от усталости.
В курительную я не пошёл — там коромыслом стоял дым от десятка хмурых мужчин с трубками. Так, заглянул, оценил и закрыл дверь. Зато в другой комнате увидел знакомое лицо — мужа Чемодуровой. Как его там, Савелий Николаевич? Сидит скромно в уголке, пьёт что-то из фляжки, после каждого глотка крякает и занюхивает рукавом. Замучили беднягу поиски женихов для дочерей.
Он меня тоже увидел. Быстро спрятал фляжку и поднялся навстречу.
— Константин Платонович, вы уж извините мою жену за навязчивость, — Чемодуров развёл руками. — Такая оказия со взрослыми дочерьми, сил нет.
— Понимаю, Савелий Николаевич, понимаю. Но, боюсь, ничем помочь не смогу, другие планы.
Мужчина несколько раз кивнул.
— Я ей так сразу и сказал, не нашего полёта птица. Но вбила себе в голову, так хоть колом бей, — он тяжело вздохнул. — Будьте осторожны, моя жёнушка на вас засаду поставила. Собирается ловить, хе-хе, как медведя.
— Благодарю за предупреждение, постараюсь не попасться.
Мы пожали друг другу руки и разошлись.
В одной из комнат нашёлся столик с напитками. Никакого горячительного, только морс, квас и огуречный рассол. Полезная придумка для замученных увеселениями, особенно под утро. Я взял стакан с морсом, сделал глоток и, поворачиваясь, чуть не столкнулся с каким-то дворянином.
— Пардон.
— А! Вас-то я и искал, — мужчина оказался Чагиным. — Уделите мне минуточку?
Я кивнул, и Чагин указал на неприметную дверь в стене. За ней обнаружилась небольшая комнатка «для своих» — ковры, диванчик, самовар с чашками на столике. Эдакий кабинет для приватных бесед. Впрочем, рассаживаться мы не стали и переговорили «на ногах».
— Хотел вас поблагодарить, Константин Платонович. Замечательно вы Гришку, кхм… — У него на языке явно крутилось что-то матерное, но Чагин сдержался. — Поставили на место. Он молодой, бывает, заносит.
— Не за что, Матвей Иванович, мне было несложно.
Он усмехнулся:
— Зато мы теперь знаем, что друг от друга ждать.
— И можем вести «дела»? — я добавил в голос чуть-чуть иронии.
Чагин в ответ рассмеялся.
— А вы, смотрю, молодой да ранний, Константин Платонович. Знаете, как такие, — он выделил последнее слово, — «дела» делаются?
— В Париже научился.
— О, да вы прямо кладезь сюрпризов. Ну что же, — он протянул мне руку, — будут предложения, приходите. Встречу по чести, выслушаю со всей серьёзностью.
Я кивнул и пожал крепкую ладонь. Не знаю, где мне пригодится это знакомство, но жизнь штука неожиданная, всякое случается.
— Вы у Марьи Алексевны остановились? — напоследок спросил Чагин.
— Да. — Скрывать смысла не было.
— Тогда разрешите откланяться, дела-с.
Я не стал его задерживать, вернулся в комнату отдыха и допил морс.
* * *
Бальный зал встретил меня топотом — танцевали англез. Я попал как раз на момент, когда пары галопом проносились между рядами дам и кавалеров. Нет, это не воздушные танцоры, это мамонты какие-то. Даже скрип половиц слышен, так они топочут.
Я прошёлся туда-сюда по залу. Марья Алексевна собрала вокруг себя кружок пожилых дам и что-то горячо обсуждает. Диего так и стоит в окружении кавалеров — румянец на щеках, глаза светятся. Честно говоря, не ожидал такого