— Григорий, — я не собирался отдавать свою «добычу», — он оскорбил меня первым. Сначала застрелю его я.

— Позвольте! Вы мне должны, Константин, помните? Дуэль моя.

— Я вам, конечно, благодарен, Григорий, но не следует мешать дружеские чувства и долг чести.

Мы так препирались минуту, чей долг выше, и решили бросить монетку, чтобы всё было честно. Вот только офицер не разделил нашего энтузиазма. Пока мы не смотрели на него, усатый бросил обломок шпаги, прыгнул в экипаж и заорал дурным голосом:

— Поехали! Гони, чёрт тебя дери!

Возница щёлкнул кнутом, лошади рванули с места, и наш противник укатил в темноту. Мы переглянулись с Орловым и расхохотались. Сбежал, зараза! Ничего, эту усатую рожу я запомнил, где-нибудь встречу и обязательно расквитаюсь до конца.

* * *

Уже не спеша я вернулся на бал. Орлов откланялся, попросив дать ему знать, случись ещё раз подобная оказия.

Александру я нашёл возле Марьи Алексевны. Рыжая была хмурой и сосредоточенной.

— Знаете, Константин Платонович, вы были правы. Все эти балы — пустое времяпрепровождение. В следующий раз не зовите меня, не поеду.

Она так на меня зыркнула, будто я её насильно заставил сюда прийти.

Впрочем уже через полчаса мы засобирались домой. Марья Алексевна утомилась, у меня дел не осталось, а Диего никто не спрашивал. Попрощались с четой Дубасовых и направились к экипажам.

На этот раз княгиня в свою карету забрала Таню и Диего с Александрой, а мы с Бобровым оказались во второй.

— Пётр, а чего тебя видно не было? — поинтересовался я у Боброва. — Где ты прятался?

Он неопределённо пожал плечами.

— Не то чтобы прятался. Так, старался не попадаться на глаза лишний раз.

— Что-то случилось?

Бобров поморщился, будто у него начали болеть все зубы разом.

— Кредиторы, чтоб их приподняло да шлёпнуло.

— В карты проиграл?

— Если бы… — Пётр тяжело вздохнул. — Карточные долги мне Василий Фёдорович помог выкупить, земля ему пухом. Это другое.

— Рассказывай.

— Да нечего обсуждать, — он махнул рукой. — Был молодой, глупый, мне нужны были деньги. Я уж и забыл про эти векселя, а их продали одному… — По лицу Боброва пробежала тень. — Одному серьёзному лицу.

— Кому, Пётр? Не размазывай.

— Чагину. Он любит старые долги выбивать.

— Знаю такого.

Бобров глянул на меня с удивлением.

— Да? Ну, тогда понимаешь, чем мне это грозит. Придётся ехать в Москву искать деньги.

— И сколько ты должен?

— Много.

— Пётр, давай конкретно. Сколько?

— Триста рублей.

Он отвернулся и принялся молча смотреть в окно кареты. Редкие уличные фонари кидали на его лицо причудливые тени, отчего казалось, что рядом со мной сидит мертвец с пустыми глазницами.

Глядя на Боброва, я откинулся на сиденье и прищурился, раскладывая в голове «пасьянс». Триста рублей далеко не мелочь, по меркам Мурома, — треть годового дохода моего немаленького поместья. И в то же время не слишком большая сумма, если смотреть на перспективу. Мне Бобров крайне полезен в делах и будет нужен ещё больше, если сбудется кое-что из моих задумок. А самое главное — он мой единственный друг, помогавший в меру возможностей с самого первого дня в России. Нет, нельзя бросать его в беде с долгами, никак нельзя. И отпускать в Москву на поиски денег тоже: новые долги — это рычаг давления, который могут применить неожиданные персонажи.

— Пётр, у тебя много незакрытых обязательств?

— Ммм?

— Кроме как приглядывать за Марьей Алексевной, есть ещё дела?

Бобров пожал плечами.

— Да нет в общем-то.

— Тогда переходи под мою руку.

Он удивлённо моргнул несколько раз.

— Что?

Я подался вперёд и протянул ему открытую ладонь.

— Стань моим помощником. У меня, конечно, не род Голицыных, но перспективы есть. Ты видел мои дела, знаешь, что ждать. А мне нужен человек, на которого можно положиться.

— Да я и так всегда, ты же знаешь…

— Нет, ты мне нужен целиком. Без отвлечения на чужие дела.

Закашлявшись, Бобров покачал головой.

— Костя, давай я сначала с долгами разберусь.

— Я их закрою.

— Да ты что! — он махнул рукой. — Выйдет, будто я к тебе иду ради денег.

— Прекрати, Пётр. Мы с тобой знаем, ты помогал мне, начиная с Парижа. Не за деньги, а по дружбе. Ведь так? Вот и я помогу тебе как другу.

Думал он недолго. Минута, и Бобров хлопнул ладонью о мою ладонь.

— Согласен. Ты, Костя, симпатичней Голицыных и Шереметевых вместе взятых. Буду твоим человеком.

Мы скрепили договор рукопожатием. Глядя на улыбающегося Боброва, я думал, что всё к этому и шло. Он давно уже «прописался» в Злобино и каждый раз уезжал с неудовольствием. Так что я просто закрепил существующее положение.

* * *

С бала мы вернулись далеко за полночь. Впрочем, нескольких часов сна мне хватило с лихвой. Я встал с рассветом, умылся и спустился в столовую.

Мажордом, гонявший слуг на утренней уборке, если и удивился моему появлению в такую рань, то не подал виду. Поклонился и срочно организовал для меня завтрак. Кофий, яичница, пара тостов, сыр — просто и вкусно, как раз то, что нужно проснувшемуся организму.

Только я сел за стол, как в столовую осторожно заглянула Таня.

— Доброе утро, Константин Платонович.

— Доброе. Заходи, — махнул я рукой и показал на соседний стул, — присаживайся.

Девушка смутилась, но быстренько подбежала и села рядом.

— Кофий?

Я налил чашечку и пододвинул Тане.

— Константин Платонович, это я вам должна наливать.

— Ничего, — я улыбнулся, — после твоего дебюта на балу могу и я за тобой поухаживать.

Орка потупилась, но взяла чашку и сделала глоток.

— Расскажи, как тебе бал?

— Понравилось, Константин Платонович. Сударыни такие нарядные, судари ходят надутые, как гуси. Комнаты такие красивые, люстра огроменная!

Таня поставила чашку и показала руками.

— Вот такая! И блестит, как брульянт!

Пока она говорила, я пододвинул ей тарелку с тостами. Увлечённая рассказом, орка их съела под кофе. До чего же она забавная, Танюшка, — немного наивная, но это дело наживное. Кстати, побывав в роли дворянки, хоть и бедной, она изменилась — стала увереннее в себе, раскованнее. Очень полезное упражнение вышло, на мой вкус.

— А больше всего мне один барин не понравился, — Таня наморщила нос. — Такой, с бакенбардами.

— Чагин?

— Ага, точно он.

— И чем он тебе не угодил?

— Страшный он, Константин Платонович. Вроде любезный, улыбается, а как посмотрит, будто из ружья целится. И глаза холодные-холодные, как ледышки.

Ты смотри, в самую суть заглянула Танька. Не ожидал от неё такой проницательности.

— Кто ещё тебе не угодил?

— Ой, вы тоже скажете! Я крепостная, а они дворяне, мне никак