— Нет нужды что-либо объяснять мне, — по-прежнему резко произносит настоятельница.

Крунар разводит руками:

— Стало быть, вам известно, что это воистину так. Над нами стервятники кружатся! И с каждым днем все смелее! Регентша Франции уже запретила Анне короноваться в качестве герцогини. Наши враги спят и видят отдать ее под опеку французам, а там и Бретань присвоить! Они и замужеством ее намерены по своему произволу распорядиться…

Дюваль принимается расхаживать по кабинету туда и сюда.

— Повсюду шпионы. Мы не успеваем их выслеживать! Французы свили сущее гнездо при нашем дворе. Приграничные народы уже волнуются…

— Не говоря уже о том, — добавляет Крунар, — что присутствие шпионов не позволяет нам тайно надеть на Анну герцогскую корону. Они сразу об этом проведают. А до тех пор, пока мы не коронуем ее перед лицом народа и Церкви, мы очень уязвимы…

Как же я сочувствую нашей бедной владычице!

— Но ведь должен быть выход, — вырывается у меня.

Вообще-то я обращаюсь к настоятельнице, но отвечает Дюваль:

— Я его найду. А если не найду, так создам. Собственными руками! Клянусь, что увижу ее коронованной. И замужем за достойным супругом. Но чтобы этого добиться, мне нужны сведения. Все, какие возможно!

В кабинете становится до того тихо, что они, я уверена, слышат, как стучит мое сердце. Меня глубоко тронула клятва, данная Дювалем. А то, что он произнес ее на освященной земле, свидетельствовало о его безумной отваге. Или о невероятной глупости.

— Я готова признать, что опыта в добывании сведений у тебя куда как побольше, — произносит наконец аббатиса.

Вижу, как при этих словах Дюваля оставляет судорожное напряжение. Ну и зря! Матушка награждает его именно тем взглядом, которого я, как и все прочие обитатели монастыря, давно научилась бояться. Этот блеск в ее глазах ничего хорошего не сулит.

— Такая забота о благополучии державы заслуживает похвал, а твоя беспримерная преданность достойна восхищения, — продолжает настоятельница, окончательно усыпляя его бдительность. — Я понимаю, что ты так же готов помочь нам, как и мы — тебе.

Дюваль слегка хмурится: кажется, он не припоминает, чтобы говорил нечто подобное. Я раздуваюсь от гордости: надо же, до чего ловко пресвятая матушка обвела его вокруг пальца! Она между тем косится на канцлера Крунара, и тот едва заметно кивает.

— Мы рады будем трудиться плечом к плечу с тобой. И ради того, чтобы дело пошло без сучка и задоринки, отправим-ка мы Исмэй пожить несколько недель в твоем доме…

Меня точно стенобитным тараном шарахнуло. Весь воздух куда-то подевался из легких, и только по этой причине я не заголосила: «Не-е-ет!»

Дюваль бросает на меня полный ужаса взгляд. Так, словно я сама все это подстроила. Он открывает рот, но настоятельница одним махом отметает любые возражения:

— Нам необходим кто-то при дворе. Сама я отправиться туда не могу: кругом герцогини такая суета, да и негоже мне надолго отлучаться из монастыря. А вот если мы выдадим Исмэй за твою любовницу, она получит доступ к кому угодно и сможет вытянуть из него нужные нам сведения. Также, что даже важнее, у нее будет возможность действовать в случае необходимости. Вот таким образом, — и она награждает Дюваля безмятежной улыбкой, — мы согласуем наши усилия.

Я против воли восхищаюсь, как ловко она вырыла яму. Еще лучше было бы, если бы приманкой оказалась не я.

— Матушка… — отваживаюсь я пискнуть, но один ее взгляд — и я тотчас умолкаю.

Однако Дювалю несвойственно слепое повиновение.

— Вы с ума сошли! — заявляет он без обиняков, и лицо аббатисы каменеет. — На такое я не пойду! Еще не хватало мне нянчиться с одной из ваших новообращенных соплячек.

— Что ж, значит, и дальше будем действовать кто во что горазд, — холодно и равнодушно произносит настоятельница.

— Вы мне руки выкручиваете, — с мрачным отчаянием произносит Дюваль.

— Ни в коем случае. Я всего лишь отозвалась на твой призыв к совместной работе, — отвечает аббатиса, и ловушка захлопывается.

Теперь он и сам это понимает. И напускает на себя отрешенный вид: настоятельница победила.

— Только любовницей я ее не хочу объявлять. Пусть будет, скажем… моя двоюродная сестра.

Это вилка, воткнутая мне в бок. Неужели я так отвратительна?

Аббатиса растерянно глядит на него:

— Да кто тебе, прости меня, поверит? Твоя семья и ее родственные связи слишком известны. Нет, так не получится.

— Кроме того, — вставляет Крунар, — кто же доверит тебе незамужнюю девушку, не прислав вместе с ней родственницу для пригляда? Тогда как любовница — это всем понятно и никаких вопросов не вызовет.

Я откашливаюсь, и настоятельница поднимает бровь, разрешая говорить.

— А может, лучше мне пойти к нему на кухню работать? Или служанкой?

Она небрежно отмахивается.

— В этом случае тебе не будет доступа ко двору, а именно в этом и состоит наша цель. Следует только учесть, — добавляет Дюваль, — что до сих пор я не был замечен в неразборчивости. А если бы вдруг и вздумал завести себе даму сердца, то уж всяко выбрал бы… не соплячку.

Я сжимаю зубы. Конечно, я не идеал придворной красавицы, но чтобы настолько!

Матушка аббатиса откидывается в кресле и цокает языком:

— Преувеличиваете, мой господин. Исмэй великолепно обучена очень многим искусствам, и в том числе — как изображать любовницу.

Сейчас я и под пытками не созналась бы, что пропустила большинство уроков сестры Беатриз.

— И, что важнее, — настаивает Дюваль, — дела при дворе обстоят таким образом, что я вряд ли смогу обеспечить ей должную защиту.

Я оскорбленно ворчу:

— Не больно-то мне защита нужна!

— Верно сказано. Не нужна, — кивает настоятельница. — Вот в чем она действительно нуждается, так это в возможности действовать!

— И вы готовы поручить решения о жизни и смерти… какой-то послушнице?

— Ну конечно же нет! — резко произносит матушка. — Решения о жизни и смерти мы оставляем Тому, Кто властен их принимать, — Мортейну! — Она поворачивается ко мне. — В течение часа ты должна уехать отсюда вместе с Дювалем. Иди собери самое необходимое. Остальное мы пришлем к нему домой, прямо в Геранд. Ступай!

Мой мир в очередной раз перевернулся с ног на голову, да так быстро! Удивительно ли, что голова у меня слегка закружилась. Я медлю, силясь изобрести еще хоть какой-нибудь довод, чтобы не ехать к Дювалю. Ради чего я присоединилась к монашкам, если не ради бегства из мира жестоких мужчин? А тут меня, можно сказать, бросают одному из них на растерзание!

Настоятельница чуть наклоняется над столом.