— Двадцать шагов, — говорит она наконец. — Потом по лестнице вверх. Он маловат ростом, но жилист, точно лис, на которого он так похож… На сапогах у него пыль Амбуаза, в ухе горит рубин, что подарила ему французская регентша. Имя ему Мартел… Таков тот, кого пометил Мортейн.

Пламя начинает мерцать, потом гаснет, и белые глаза пророчицы словно бы гаснут с ним вместе.

Я не знаю, что делать, и на всякий случай присаживаюсь в поклоне:

— Да, сестра. Да сбудется Его воля.

Она снимает с полки над жаровней коробочку. Глаза у старой монахини, может быть, и не видят, зато пальцы — ловкие и быстрые. Она откидывает кожаную крышку и вынимает тяжелую бутылку. Та непроглядно-черна, на гладкой поверхности играют крохотные отсветы от углей. Кажется, что провидица держит в руках кусочек ночного неба со звездами.

— Ты еще не прошла полного посвящения, но матушка настоятельница говорит, что тебе пора воспринять Слезы Мортейна. На колени! — приказывает она и раскупоривает бутылку.

Я послушно преклоняю колени. И не отвожу глаз от внутреннего, заостренного конца длинной пробки.

— Благодатью Мортейна, — произносит слепая, — я дарую тебе Видение, дабы ты могла прозревать Его волю и осуществлять ее. Клянешься ли ты повиноваться святому и действовать лишь во исполнение Его воли?

— Да. Я клянусь.

Она обмакивает пробку в содержимое фиала, потом незряче тянется к моему лицу.

— Открой пошире глазки, дитя…

Меня не на шутку пугает ее заостренный жезл, но я подчиняюсь. Недрогнувшей рукой она подносит пробку к моим глазам, роняя в каждый по одной-единственной тяжелой капле.

Я ощущаю тепло. Потом перед глазами все расплывается. Комнату сменяет беспорядок света, тьмы и скудных цветных пятен. Жжение между тем нарастает, и вот уже мне кажется, что мои глаза готовы вспыхнуть огнем. Я даже успеваю испугаться, не надумала ли старуха меня ослепить… но мгновение проходит, и жжение унимается, а комната принимает прежний вид. Хотя нет! Все стало как будто ярче и четче. Так, словно прежде у меня на глазах была молочная пелена вроде той, что застит зрение сестры Вереды. А теперь ее смыло.

Тут я обнаруживаю, что изменились не только мои глаза. Еще и кожа стала другой! Воздух, овевающий руки и лицо, кажется ощутимо плотным. Я воспринимаю сестру Вереду неведомым прежде способом. Теперь я ее чувствую! Чувствую искорку жизни, которая в ней пылает так ярко.

— Слезы Мортейна суть дар, предназначенный тем, кто служит Ему, — поясняет монахиня, убирая бутылочку обратно в коробку. — Они дают нам возможность воспринимать жизнь и смерть так, как это присуще Ему. Теперь ты тоже будешь ощущать души, обитающие в телах. Ступай же, и да оградят тебя темные объятия Мортейна, и да направит Его рука твою руку!

Канцлер Крунар утверждал, будто замок этот — нечто вроде охотничьего домика и не более, но я-то привыкла к бедным крестьянским домишкам под соломенными крышами и далеко не роскошной обстановке монастыря, и теперь кажется, что я попала в настоящий дворец. Тем более что все эти вельможи если на кого и охотятся, то разве что друг на друга. Слухи, сплетни, подковерные интриги, тайные договоренности…

Канцлер успокаивающе гладит меня по руке.

— Выше нос, милая, — говорит он. — Не то начнутся всякие кривотолки, отчего это моя новая любовница таким волком глядит!

Он криво улыбается, и я невольно краснею. Будем надеяться, получилось примерно то, что принято называть «прелестным румянцем».

— Прощу прощения, мой господин, — отвечаю я вслух.

Когда аббатиса впервые заговорила о том, что для всех непричастных нас с канцлером будут связывать якобы интимные узы, эта часть моего прикрытия показалась мне натянутой до невозможности. Неужели кто-нибудь и вправду поверит, что я… что мы с ним? Но вот поди ж ты — в большом зале охотничьего замка прогуливается достаточно подобных пар. Пожилые вельможи гордо ведут под руку совсем молоденьких дам. Кажется, юная любовница здесь — такой же модный аксессуар, как цветные перья на шляпе или играющий каменьями кинжал при бедре!

Вот подходит хозяин дома, барон Ломбар, и Крунар нас представляет. Ломбар стар и толст; он смахивает на вепря, который в былые дни укрывался в лесах недалеко от моего дома. Я бормочу какую-то вежливую чепуху, гадая про себя, способна ли моя новая гаррота одолеть слои жира на его шее.

Подозреваю, Крунар уловил общее направление моих мыслей. Во всяком случае, он кивает на толпу:

— Развлекись пока, дорогая. Нам с бароном нужно поговорить о делах.

Это условная реплика, и я с радостью понимаю: мне разрешено переходить к делу! Я вступаю в толпу гуляющей знати, отдаюсь живому потоку, который должен вынести меня на другой конец помещения. Оттуда я смогу ускользнуть прочь… и совершить предначертанное Мортейном.

Я постепенно продвигаюсь к двери, кожей ощущая любопытные взгляды. Один из них задерживается уж очень надолго, и я останавливаюсь рядом с двумя благородными господами в надежде, что наблюдающий за мной сочтет, будто я с ними беседую. Один из двоих мужчин оборачивается и тоже начинает пялиться на меня. Глаза у него сильно навыкате. Я испепеляю его взглядом и двигаюсь дальше.

И вот наконец выход. Никто на меня больше не смотрит, и я украдкой выбираюсь из зала.

По сравнению с ярко освещенным главным чертогом в коридоре темновато. И довольно-таки прохладно. Я рада, что меня больше не донимают запахи скученных тел и густые волны плохо сочетающихся духов. Отсчитываю двадцать шагов… и даже не особенно удивляюсь, когда сбоку открывается широкая и высокая лестница. Пока что предсказание сестры Вереды сбывается как нельзя лучше!

Шагая по ступенькам, я углубляюсь в себя, как научили в монастыре. Дождавшись, чтобы все кругом как бы остановилось, я устремляю все свои чувства в комнату, от которой меня отделяет закрытая дверь. Слезы Мортейна сработали просто отлично. Я совершенно уверена, что там, внутри, не мерцает искорка ничьей жизни.

Следующая комната столь же холодна и пуста, как и первая. Но вот я оказываюсь напротив третьей двери и явственно ощущаю, как внутри теплится, пульсирует жизнь.

Я сгораю от предвкушения. Ужасно хочется ворваться туда с кинжалами наголо! Вместо этого я кладу руку на грудь, успокаивая сердце, и быстренько повторяю про себя указания сестры Беатриз. Сейчас мне придется кокетничать. Это самое трудное.

Глубоко вздохнув, я натягиваю на лицо улыбку трепетного ожидания и распахиваю тяжелую деревянную дверь.

— Жан-Поль? — шепчу я, после чего слегка спотыкаюсь, как будто выпила лишку. — Это ты?..

Мартел стоит у окна. Заметив чужое присутствие, резко оборачивается. Выглядит он в точности так, как и предрекала сестра Вереда. Ростом — не выше меня, в волосах — лисья рыжина. Чуть неверным шагом я направляюсь к нему, успеваю заметить тревогу у него на лице… И он делает шаг прочь от окна, а потом хватает меня за плечи: