— Ну, тогда ступай с богом, — разрешил цыган и вдруг придержал меня за руку. — Но почему ты не спрашиваешь, волшебный это лук или нет?

Я растерялся. Вот так дела!..

— Запомни, мальчик! — сказал дед Пеша. — Если ты хоть раз направишь этот лук на человека, он потеряет свою силу.

— Даже без стрелы?..

Слепец кивнул и в который раз уже погладил бороду.

— Тетива его расплетется, а сам он высохнет и ничего, кроме огорчения, тебе потом не принесет. Беги уже, а то отца рассердишь.

Развернувшись, я дал стрекоча. У меня был лук. Стало быть, время детских капризов миновало. Воины не визжат и не извиваются от радости. Счастье они встречают достойно.

На улицах стало заметно меньше беззаботной детворы, подростки ходили группами, а женщины и вовсе не показывались без мужского сопровождения. Лишь бездомным собакам была совершенно безразлична людская настороженность. Они бегали повсюду, стараясь обеспечить себя более-менее сносным пропитанием и общением с сородичами.

Лук я припрятал в сарае, стащив дома ключ с гвоздя. Отец в сарай ходил редко, в основном за инструментами, так что мой лук мог стоять там за лыжами долго.

Еще вчера мы договорились с Сашкой, что сегодня вечером начнем охоту за убийцей. Я пришел к магазину раньше, надеясь, что и он поступит так же, вот уже десять минут стоял, вглядываясь в окна подвала трехэтажного дома напротив.

Одна из собак, испуганная машиной, отскочила от подъезда и прижалась к решетке подвала. Непонимающими глазами и не делающим выводов мозгом она наблюдала, как двое людей в форме разговаривали у подъезда с ее кормилицами — старушками, сидевшими на лавочке. Собака уже давно заметила в руке одной из них хлебную корочку, поэтому не торопилась убираться прочь. Она ждала, когда уйдут эти неприятные и опасные на вид люди. Тогда, виляя хвостом и прикидываясь доброй и беззащитной, можно будет приблизиться и в обмен на преданный и несчастный вид попросить корочку.

Но люди уходить не торопились. Они что-то спрашивали, и собаке не понравился этот тон. Он вселял в нее тревогу и страх. Из подвала, через вентиляционную решетку, потянуло теплом. На улице сгущались сумерки, холодало, поэтому собака, нежась, легла, прижалась боком…

Вдруг она вскочила, взвизгнула и бросилась прочь.

Не выдержав, я перебежал дорогу и приблизился к решетке. Меня съедало любопытство. Испуг собаки был настолько внезапен, что причиной его могло быть только что-то удивительное.

Внезапно я почувствовал запах, который перебил все остальные, псины и тухлятины одновременно. В тот же момент я услышал человеческое дыхание и отпрянул от решетки.

— Иди сюда…

Услышав это, я отшатнулся и окаменел. Со мной разговаривал кто-то невидимый. Из подвала, откуда пахло скверной.

Словно завороженный, я сделал шаг вперед, встал на колени и прижался к решетке лбом. Сквозь ее прутья на меня смотрели ужасные желтые глаза.

— Где Толик?..

Леденея от ужаса, я вскочил и бросился к подъезду.

— Там! — заорал я, обращаясь к милиционерам. — Там!..

Оставив старуху в покое, они неуверенно двинулись ко мне.

Чуть позже мы с Сашкой стояли у магазина. Меня пробирала дрожь. Мы смотрели, как двое милиционеров вытаскивали из подвала на улицу отца Толика со спутанной бородой, в обносках. Он обводил всех желтым больным взглядом и спрашивал, не видел ли кто Толика.

— Я сегодня не пойду искать убийцу, — сказал я Сашке.

— Ссышь?

— Что-то я устал.

Сашка пожал плечами и заявил:

— Я у бати две сигаретины спер. Покурим, пока ищем.

Начать мы решили с развалин за городом. Точнее сказать — с сигарет. Покурили и отправились на поиски. Перебираясь по горам битого кирпича и кучам бетонных плит, мы не заметили, как стало темнеть.

— Сегодня не нашли, — констатировал Сашка. — Ну ничего. Курочка по зернышку. Найдем гада.

Только мы засобирались домой, как вдруг раздался какой-то стук. Словно кто-то неудачно наступил на кирпич, он отскочил и ударил другой.

Привстав, мы выглянули из-за кучи мусора.

Осторожно обходя развалины, по заброшенному району, куда и днем-то люди не ходят, брел человек в плаще. Рядом с ним шел мальчик лет шести — я видел его впервые.

— Бегом, — вылупив глаза, прошипел Сашка. — Летим к мильтонам!..

Я попытался разглядеть лицо мужчины, но капюшон, свисавший почти до подбородка, не позволял мне это сделать.

До милиции было рукой подать — не более ста метров.

Мы пронеслись шмелями, вбежали в прохладу помещения и всех оглушили криками:

— Мы видели мужика, он пацана вел!.. — Наш рассказ уложился в полминуты.

Один из сотрудников поднял трубку и, не набирая номера, сказал:

— Саня, два шкета прилетели, кричат, что видели подозрительного типа на свалке. Да, с ребенком.

Помянутый Саня появился через несколько секунд. Это был мужчина лет сорока и почему-то не в форме. Не знаю, как Сашку, а меня это расстроило. Несерьезно.

— Где конкретно вы их видели? — Он наклонился к нам и упер руки в колени.

— За зданием кочегарки, — ответил я.

— Черт! — крикнул мне в ухо второй мильтон. — Оно почти разрушено еще в прошлом году. Катакомбы сплошные, безлюдно, спрятаться есть где.

— Показывайте! — Саня вместе со вторым милиционером пропустили нас с Сашкой вперед и выбежали из райотдела.

У меня заколотилось сердце.

Продравшись сквозь заросли конопли высотой с человеческий рост, мы вчетвером выбрались к фасаду кочегарки и без лишних слов рассредоточились по разным направлениям. Тут можно было начинать с любого отверстия в стене. Кочегарка уже год имела дурную славу. По причине отдаленности и того, что нормальному человеку с благоразумными намерениями здесь делать нечего, в этом месте совершались различного рода разборки между малолетками. Правда, детей еще не убивали.

Милиционер в форме осторожно ступал по битому кирпичу, слушая каждый звук. Тихое шуршание раздавалось справа и слева, но это были мы с Сашкой.

— Только бы не опоздать, — тихо заметил милиционер, надеясь, что его слышит напарник в гражданке.

Но мы-то с Сашкой уже давно заметили, что он скрылся из виду.

— Может, выстрелить в воздух? Если этот тип здесь, он наверняка решит быстро смотать удочки. В сумерках он легко уйдет. Да черт с ним, лишь бы мальчик…

Тишину вечера разорвал выстрел!..

Мы тут же услышали и крик Сани:

— Стоять, сука!

Следом раздался истерический детский вопль, перешедший в непрерывающийся плач.