– Не замерзнешь? – спрашиваю я.

– Джонс, мы в Лос-Анджелесе. Здесь раньше декабря не замерзнуть.

– И правда, – смеюсь я и, прикрывшись его джемпером, набрасываюсь на еду.

Перед началом фильма показывают рекламу нового сезона моего любимого шоу «Долларовая гора». Я радостно хлопаю в ладоши.

– Ух ты! Скорее бы!

Майер фыркает и удрученно качает головой.

– Странно, что ты такое смотришь. Вы с Мариссой все ахаете, какие там классные парни, а их без субтитров и не понять.

– Ха! Да ты хоть раз видел это шоу? Они говорят совершенно без акцента. Все происходит в Айдахо.

– Видеть необязательно, достаточно один раз услышать: «А чо, вааще наамально…» – гнусаво тянет Майер, как будто жуя жвачку.

Я запрокидываю голову и начинаю хохотать. Эти звуки навсегда останутся в моей памяти, как и физиономия Майера в тот момент, когда он их издавал. Вот бы мне такой рингтон! Я бы поставила его себе на будильник, и каждое мое утро начиналось бы с того, что Майер бы меня смешил.

– Посмотреть тебе все-таки придется. Причем вместе со мной и в ближайшее время, – заявляю я.

– Как скажешь, – усмехается он.

Следующие несколько минут Майер почему-то смотрит рекламу и анонсы более внимательно, чем обычно. Только изредка отрывает взгляд от экрана, чтобы отправить в рот большущий кусок тако.

И вдруг я слышу собственный голос. Как будто подражая солисту группы «Корн», я ору: «Вы думаете, так выглядит сексуальный мужик?! Я покажу вам, что такое секси!!!»

Уронив картошку, я поднимаю глаза на экран и вижу себя, увеличенную до сверхъестественных размеров: втянув голову в плечи и пружиня на согнутых ногах, я изображаю агрессивно настроенного шимпанзе. Потом показывают коротенькие отрывки из номеров Шоны и Кары. В конце ролика дается список мест, где мы будем выступать, с датами и информацией о билетах.

Я поворачиваюсь к Майеру, который явно подавляет смех.

– Ты знал об этом?

Он кивает и улыбается. Я принимаюсь безудержно хохотать. Отодвигаю свои объедки, встаю и начинаю прыгать. Майер тоже встает.

– Ой! А это не вы сейчас были? – спрашивает какая-то женщина, показывая на меня пальцем.

Я киваю, продолжая смеяться, и вытираю слезы. Короткая цепочка кадров длиной в несколько секунд подтвердила, что бессонные ночи, нервотрепка, сомнения, качели гордости и стыда – все это не напрасно.

Майер обнимает меня и прижимает мою голову к своей твердой груди. Я буквально в него втискиваюсь. Мне хочется поглубже отпечатать этот момент в своей душе, хочется, чтобы Майер почувствовал, как я ему благодарна.

Люди начинают нас фотографировать. Наконец мы успокаиваемся, садимся и смотрим «Бриолин»[5].

Проходит чуть больше половины фильма; отсмеявшись над трагическим восклицанием Дэнни: «О Сэнди, Сэнди!», я замечаю на руках Майера мурашки. По-прежнему на кураже после недавнего радостного возбуждения я подскакиваю и плюхаюсь к нему на колени, вместо того чтобы просто вернуть джемпер.

– Нормально? – спрашиваю я через плечо, натягивая на нас угол покрывала.

– Ага, – усмехается Майер и повторяет то, что недавно сказала ему я: – У тебя это удивительно легко получается.

Его губы так близко, что воздух, который он выдыхает, щекочет мне ухо.

– Потому что мне удивительно приятно.

Глава 8

«Я говорю сам с собой, потому что не принимаю ничьих ответов, кроме собственных».

Джордж Карлин

Сейчас

Майер

– Тебе нужны друзья твоего возраста. Или обратись к мозгоправу, – устало говорит Ланс из-за барной стойки, массируя себе виски.

– Я уже восемь лет регулярно хожу к психотерапевту. И друзья у меня есть.

– Тогда почему бы тебе не пойти к ним со всей этой подростковой ерундой? Майер, мне шестьдесят три. И я слишком устал, я не готов делать вид, что мне не насрать.

– Я думал, ты сможешь дать мне какой-нибудь ценный совет, раз ты старше и мудрее.

А еще я просто не знаю, не рано ли идти с этим к доктору Дейлу. Опасаюсь излишнего энтузиазма с его стороны.

– Я сорок лет живу в браке с одной и той же женщиной. Когда мы познакомились и она мне понравилась, я спросил, какие у нее планы на вечер. На первом свидании мы поцеловались, а второе и все последующие оканчивались в постели. Мне не пришло в голову носить это в себе годами.

Я вспоминаю наше с Фи первое свидание. Тогда, почти неделю назад, я решил не ограничивать себя в непринужденных прикосновениях. Это было удовольствие и в то же время мучение. Как хороший массаж, который тебе делает кто-нибудь наподобие Терминатора. Ну а когда показали тот ролик и Фарли засияла, мое сердце на секунду запнулось, а потом застучало с бешеной скоростью. Чтобы Фи не видела моего лица и моих конвульсивных сглатываний, мне пришлось прижать ее к себе. Мы оба понимали, что́ для нее значила эта реклама, и чувствовали себя соответственно.

Потом Фарли села ко мне на колени и прислонилась спиной к моей груди. Я боялся, что раздавлю подлокотник кресла, который изо всех сил сжимал свободной рукой, чтобы не поддаться искушению и не погладить бедро Фи. Как мне хотелось провести подушечками пальцев по ее мягкой коже вниз и вверх, игриво поддеть край платья… Держать Фарли у себя на коленях было так офигительно хорошо и комфортно, что моя физическая реакция, разумеется, только усилилась.

В тот вечер я проводил Фи до порога и, прежде чем она успела как-нибудь сострить насчет поцелуя, ткнулся губами ей в руку, как напыщенный викторианский психопат, быстро развернулся и чуть ли не скоростной ходьбой направился к машине.

Слава богу, на следующий день Хейзл решила пойти выпрашивать сладости не с нами, а с подружками. Это дало мне возможность некоторое время не видеться с Фарли.

Господи, неловко-то как!

– Ты прав, не надо было во все это впутываться. Но черт подери, включать заднюю уже поздно. – Я со стоном утыкаюсь лицом в ладони. Потом выглядываю и, состроив гримасу, беру бокал, который Ланс передо мной поставил. – Старик, это что такое?

– Голландский яблочный ликер. Неразбавленный.

– Я думал, ты нальешь мне виски, как поступил бы любой другой бармен на этой планете.

– Кисло-сладкое пойло для кисло-сладкого нытика, – с каменным лицом отвечает Ланс.

– Послушай, через час у меня встреча в ресторане. Мы будем обсуждать план действий до начала гастролей. К этому времени я должен разобраться в себе.

Ланс издает тяжелый дребезжащий вздох.

– В чем тут разбираться, Майер? Ты знаешь: я прекрасно отношусь к Фи, но не