щеке. От этого звука у меня возникает ощущение, будто по моей собственной коже кто-то провел наждачной бумагой. – Просто я на нервах – не люблю, когда за мной наблюдает неизвестно кто неизвестно откуда.

– Понимаю. Я же… Ладно, ладно! – осекаюсь я под сердитым взглядом. – Можно?

Получив утвердительный кивок, я беру Майера под руку, засунутую в карман и согнутую в локте.

– Не надо ли тебе чего-нибудь купить? Раз уж все равно сюда пришли… – предлагаю я бодрым голосом. – Может, у тебя подходит к концу запас обезболивающей мази или военных сувениров?

– Каких еще военных сувениров?

– Ну, не знаю. Чем вы, старички, обычно развлекаетесь? Просто ткнула пальцем в небо.

Боги юмора сегодня мне благоволят – нам тут же попадается магазин медицинских товаров. Я делаю вид, что хочу втолкнуть Майера внутрь. Он, как в хоккее, блокирует меня бедром.

– Разве тебе не нужна прививка от опоясывающего лишая?[6]

– Нет, спасибо! – Майер вздергивает уголок рта. – Но если уж ты заговорила об инъекциях, то завтра тебе пора делать противозачаточный укол. И кстати, я посоветовал бы тебе вносить подобные напоминалки не в наш общий календарь, а исключительно в личный. Как прикажешь объяснять Хейзл, что означает сочетание ножа, баклажана и детской рожицы?

Я морщусь.

– Извини! Опять забыла!

Майер только грустно усмехается. Тогда я задаю очередной отвлекающий вопрос:

– Кстати, тебе нравится моя дурацкая прическа?

Он смотрит на мои косички и пожимает плечами.

– Почему дурацкая?

– Не знаю… Каре Ву идет. Даже сексуально получается. А при моем лице длинные волосы смотрятся как-то по-мормонски. – Воодушевленная сочным смехом Майера, я продолжаю: – Такая внешность обычно у носительниц двойных фамилий.

– Ты определенно входишь в тройку моих любимых жен, – заявляет Майер, дернув меня за косичку.

Я в восторге от того, что он включился в игру.

– В какую еще тройку?! Я у тебя номер один!

– Конечно. В том смысле, что в умении создавать проблемы с тобой никто не сравнится.

– Это уж точно, – печально соглашаюсь я.

– Давай купим тебе зонтик, пока мы здесь. – Видя мою внезапно помрачневшую физиономию, Майер поясняет: – Ты ведь сама говоришь, что собираешься его купить, каждый раз, когда берешь мой. Погоди-ка… – Склонив голову набок, он с подозрением всматривается в мое лицо. – У тебя какой-то комплекс, связанный с зонтами?

– Знаю. Это тупо, – вздыхаю я.

– У тебя много недостатков, Джонс, но тупость в их число не входит.

Мы не торопясь идем дальше. День пасмурный и прохладный. В такую погоду чувствуешь, что солнце где-то рядом, даже если оно и не выглядывает из-за облаков.

– Моя мама часто вспоминала одну историю… У меня тогда начинался подростковый возраст, и я была просто невыносима, а она проявляла чудеса терпения. Никогда не наказывала меня за эмоциональные всплески, хотя в той ситуации это можно было бы оправдать… Как-то раз выдалась особенно тяжелая неделя. Я кричала и хлопала дверьми из-за всяких пустяков. – Вздохнув, я продолжаю: – Отец собирался снова жениться, и, хотя близких отношений у нас не было, я переживала. Ну и гормоны, конечно. В общем, в то утро я начала закатывать истерики, едва разлепив глаза. До сих пор помню то ощущение: в тебе как будто сидит какой-то монстр, и ты вот-вот лопнешь по швам. Мама старалась не обращать внимания: разговаривала со мной как ни в чем не бывало. А я злилась еще сильней – на нее и на весь мир… Да, я ведь не сказала, что жили мы тогда в Сиэтле, а там зонтики носят с собой только туристы. Ну а мне всегда хотелось выделяться, поэтому я ходила с зонтом. За месяц до того дня у меня был день рождения, и мама подарила мне шикарный зонтик – яркий, стильный, с цветочками на внутренней стороне и с кисточками. Мне казалось, это самая красивая вещь из всего, что у меня есть. Так вот в то утро, когда мама не велась на мое плохое настроение, пошел дождь, – и эта капля переполнила чашу моего терпения, я буквально взбесилась. Но мама лишь покачала головой, тихонько усмехнулась и напомнила мне, что я могу опоздать на автобус. Я вспоминаю, каким было ее лицо в тот момент, и начинаю плакать…

Майер вытирает мне щеку рукавом и кладет мою руку в свой карман – наверное, чтобы успокоить. Потом переплетает мои пальцы со своими и спокойно ждет, когда я продолжу рассказывать.

– Собираюсь я, значит, в школу и так злюсь, что прямо сломать все готова. Когда мне под руку попался зонтик, я раскрыла его с такой силой, что он вывернулся наизнанку, и спицы с одной стороны проткнули ткань. Испортила любимую вещь! На мой рев мама отреагировала мягко. Мягко и в то же время решительно. Спокойно подошла, закрыла зонтик, вернула его мне и говорит: «Так тебе и надо, Фарли. В следующий раз не сердись на дождь». – Я судорожно вздыхаю. – Вечером я опять поплакала и извинилась. Мама заверила меня, что не сердится, что все хорошо и что мне больше не нужно себя корить. Мол, однажды этот случай станет нашей любимой историей, потому что в нем вся я. Нельзя выплескивать сильные эмоции из-за всяких пустяков. Однажды я научусь с достоинством носить их в себе, не причиняя вреда ни предметам, ни людям, которые мне дороги. А иначе мне самой станет только хуже.

Я поднимаю глаза на Майера. Знакомая линия подбородка, знакомые морщинки на лбу… Я люблю эти линии, мой взгляд на них отдыхает.

– Потом зонтик починили?

– Да, он служил мне много лет, пока буквально не развалился. Кстати, это произошло перед клубом Ланса в тот день, когда я познакомилась с тобой. – Я смеюсь, вспоминая нашу первую встречу. – Я его столько раз латала, что со временем одна из его секций прогнулась внутрь и там стала скапливаться вода. Поэтому в тот момент, когда он сломался окончательно, я оказалась мокрее, чем если бы вышла под дождь вообще без зонта. – Я улыбаюсь и смахиваю еще одну слезинку. – Теперь ты понимаешь: с зонтами у меня всегда были особые отношения.

Майер грустно улыбается.

– Может, все-таки хочешь новый?

Я пожимаю плечами.

– Зачем? Ты ведь не против, если я и дальше буду пользоваться твоим?

Он кивает и, поглаживая большим пальцем тыльную сторону моей ладони, говорит:

– Судя по твоим рассказам, Фи, твоя мама была чудесным человеком.

– Это правда.

Он поднимает свободную руку и, секунду поколебавшись, заправляет мне за ухо прядь волос.

– Знаешь, мы с мамой несколько раз вместе смотрели твои