умышленно на подобное зверство неспособны. Однако же вас ведь могли обмануть, Пётр Семёнович.

– О чём вы?

– Что, если бы к вам заявился вовсе не настоящий Эскис, а, скажем, какой-нибудь подставной репортёр из дешёвой жёлтой газетёнки? Они из всего могут сотворить сенсацию и скандал. Ничем не погнушаются. А вы наверняка наговорили ему лишнего.

– За кого вы меня принимаете, голубушка Анна Степановна? – искренне возмутился мужчина. – Я не глупый отрок, чтобы болтать на каждом углу о том, что может всех погубить. Да и княжна Ливен дала чёткие указания. Я намерен их придерживаться, равно как и вы.

Лиза прижалась спиной к холодной стене. Она ушам поверить не могла. Свиридова ругала Ермолаева за разговор с Алексеем Константиновичем Эскисом! И делала это в ночи. Чтоб никто ненароком не услышал.

– Ей огромных трудов стоило добиться того, чтобы нас оставили в покое, – отчеканила классная дама так, будто отчитывала нерадивого посыльного, а не уважаемого учёного мужа. – Нельзя обсуждать случившееся с кем-либо вообще. Будь это даже родители покойных девочек. Да хоть сам государь император! Это указание сверху, Пётр Семёнович. Случившегося уж не исправить, как бы мы девочек ни оплакивали. А новые проблемы нам тут ни к чему. Нас могут провоцировать. Могут умышленно вести к закрытию.

– Кому подобное нужно?

– А кому нужна была эта трагедия?

– Анна Степановна, – следующую фразу Ермолаев произнёс так тихо, что Лиза едва расслышала, – разве ни в чём не повинных девиц могли умертвить, только чтобы довести до скандального закрытия института?

– Они непростые девицы, – так же негромко возразила Свиридова. – Одна – графиня. Другая – княжна. Это вам не случайная офицерская дочка, которая из окна выбросилась. Надави на кого следует, скажи убедительные слова нужным людям, и не станет никакого Смольного института. Запросто. Раз вместо просвещения институт этот губит невинных девочек.

– Помилуйте, голубушка. Кому мы могли настолько помешать?

– Да мало ли кому? – Лизе почудилось, что голос Свиридовой дрогнул. – Мы – маленькие люди. Со своими маленькими хлопотами. Откуда нам знать, что затевают одни покровители против других? Мне и дела нет, честно вам скажу. Довольно и того, что я их… не сберегла.

Она отчётливо всхлипнула.

А Лиза прижала к дрожащим губам ладони, чтобы самой не расплакаться.

– Полно вам, голубушка, – как никогда мягко и терпеливо произнёс Ермолаев. – Не мучайте себя. Не убивайтесь.

– Я их лица беспрестанно вижу перед собой. Не могу глаза закрыть. Не могу проснуться, чтобы не думать о них. Я ведь, – Свиридова уже отчётливо плакала, – я им косы заплетала. Маленьким.

– Ну-ну. Не плачьте. Я вам слово даю, что ни с кем более о них не заговорю.

– Не у всех, Пётр Семёнович, есть влиятельные родители, – сквозь слёзы промолвила Свиридова. – Есть девочки слабые. Есть те, для кого институт – родной дом, оплот и единственный путь в люди. Мы и за них отвечаем. Поэтому…

Она заплакала громче, проглотив окончание фразы. Но Лиза и без слов всё поняла: Смольный закрыться не должен. Нельзя потерять расположение меценатов и покровительство императора. Как бы больно и страшно ни было, слишком многое на кону. Оттого и расследование замяли столь быстро. Лучше вовсе не узнать, кто виновен на самом деле, чем довести до ещё большей трагедии.

Ермолаев пустился в тихие, неумелые попытки успокоить классную даму. Как человеку, далёкому от сантиментов, ему эта сцена давалась с превеликим трудом. Он бормотал дежурные фразы, которые Лиза разобрать уже не могла.

Дожидаться, чем завершится разговор, она не стала. Побоялась быть пойманной, да и сама порядком разнервничалась. Поэтому направилась обратно в свою комнату.

Наверняка, если бы кто-то из дежуривших сторожей встретил её в коридоре ненароком, бледную, плачущую и в одной лишь сорочке, то, вероятно, испугался, приняв за привидение. Но, по счастью, Бельская ни на кого не наткнулась. Наверняка надзиратели всё больше следили за другими этажами, где проживали воспитанницы.

Девушка пересекла пустынные, холодные коридоры бледной, стремительной тенью. В свою комнату влетела бегом. Без всякого страха наткнуться там на чужого человека. Но, разумеется, не встретила там никого.

Ни убийц с ножами. Ни отравителей с ядом в пузырьках.

Лампа всё так же горела под тканевым абажуром на прикроватном столике. Смятая постель успела остыть. Часы мерно тикали, раскачивая маятник в гипнотическом спокойствии.

Лиза плотно закрыла дверь. Проверила ванную комнату, чтобы убедиться, что там никто не прятался. А потом подошла к окну.

Она открыла шторы и порывисто распахнула раму. Впустила стрекотание насекомых и шелест ветвей. Вдохнула полной грудью свежий воздух. Сад пах рекой, сладкой примулой и влажной землёй.

Она глядела в ночь широко распахнутыми глазами.

Мысли мало-помалу успокоились. Высохли слёзы. И пришло понимание.

Не было в её жизни больше Танюши и Оленьки, да и Натали могла не вернуться сюда вовсе. Лиза остро почувствовала, что осталась одна.

А ещё она осознала, что папенька поступил верно, когда не стал её забирать. Во-первых, уберёг институт от скандала. Ведь раз хотя бы одна из четырёх девушек осталась в его стенах, значит, бояться нечего. Во-вторых, Лиза бы тогда и сама не пожелала возвращаться, не поняв до конца сути происходящего. А в-третьих, Лиза не намеревалась отступать в своих поисках истинного виновника.

Глава 7

Давняя мечта у Елизаветы Бельской была одна – стать знаменитой переводчицей. Такой, с кем любой уважаемый человек не то что просто пожелает работать, но захочет дождаться своей очереди, а то и вовсе приплатит за срочность. В том, что у отменных переводчиков таковая очередь имелась, Лиза не сомневалась. Даже знала наверняка. Оттого она и учила иностранные языки с огромной охотой. В детском возрасте успешно освоила французский, во время учёбы в Смольном – немецкий, английский и латынь. После окончания института планировала нанять учителя какого-нибудь восточного языка, а затем взяться за мёртвый язык, вроде шумерского. Последнее казалось Лизе особенно выдающимся и благородным.

Отец её мечты всецело одобрял. Фёдор Бельский считал, что работа над переводами – занятие, вполне подходящее для женщины. Оно подчёркивает её ум и усидчивость, а также позволяет зарабатывать прямо у себя дома. Хочешь – жарким летом трудись в беседке усадебного сада, хочешь – зимой у камина в петербургском доме, а хочешь – поезжай смотреть Европу, а работу бери с собой. Такое занятие ни семье не повредит, ни детьми заниматься не помешает, да и позволит женщине ощущать новомодную самостоятельность и независимость от супруга. В том, что его красавица Лизавета однажды выйдет замуж за достойного мужчину, папенька нисколько не сомневался. Он