Лиза присоединилась к ним. Но на каждую смолянку она теперь поглядывала с подозрением и размышляла о том, с чего же начать поиски.

Глава 6

Лиза открыла глаза в половине первого ночи. И без того чуткий сон её прервался посторонним звуком. Не тиканьем часов и даже не их звоном. Это был шорох.

Такой тихий, вкрадчивый шорох, какой порою слышится, если мышь поскреблась за стеной и перестала. Вот только раздался он вовсе не в стенах или под полом, а прямо в комнате.

Девушка открыла глаза, очутившись в агатовой темноте. Накануне ей вдруг взбрело в голову плотно закрыть шторы, дабы никто не заглянул к ней из сада. Теперь же она сожалела об этом решении. Не видно было толком ничего. Лишь смутные очертания предметов выделялись обманчивыми силуэтами.

Отчётливый шорох растаял с пробуждением.

Вероятно, она пошевелилась на кровати в тот миг, когда просыпалась.

Теперь девушка лежала в кромешной темноте и вслушивалась в плотную, давящую тишину. Кажется, даже дышать прекратила. Холодный, липкий страх завладел ею неизбежно, не позволяя шевельнуться.

В комнате, помимо неё самой, был кто-то ещё.

И этот кто-то тоже не двигался, боясь обнаружить своё присутствие.

Если бы этот незнакомец хотел убить её, то, вероятно, уже убил бы. Если же вновь искал что-то, то почему именно сейчас, когда она спала? Мог прийти сюда во время занятий или прогулки.

За тиканьем часов было не разобрать ничего.

Когда глаза привыкли к темноте, Лиза разглядела силуэты мебели, но никаких посторонних фигур в комнате не заметила. Быть может, этот человек скрылся в ванной?

Бельская коротко глянула на дверь в уборную, но та оставалась плотно закрытой. Девушка предусмотрительно закрыла её так, чтобы не мучиться опасениями о том, что там кто-то прячется. Но дверные петли поскрипывали противным, протяжным звуком. Его за шорох Лиза уж точно принять бы никак не смогла.

Значит, незнакомец спрятался за кроватью или за ширмой. Иных мест не оставалось.

Девушка набралась смелости и медленно выпростала руку из-под одеяла. Она потянулась к лампе на прикроватном столике и дёрнула за цепочку выключателя.

Механизм звякнул.

Электрическая лампочка зажглась мягким медовым огоньком. Её свет как по волшебству изгнал сумрак и полностью стёр ощущение постороннего присутствия в спальне.

Бельская с облегчением вздохнула, садясь в кровати.

Здесь действительно никого не было, кроме неё. Ни за ажурной ширмой, ни где бы то ни было ещё. Она была одна. Ей почудилось. Вероятно, из страха за собственную жизнь.

И всё же девушка не сомневалась: всё не могло оказаться простой игрой воображения. Её взгляд заскользил с предмета на предмет в поисках изменений, но не пришлось даже всматриваться в детали и вспоминать, в каком положении она оставила стул или разложила книги на столе.

Дверь в её комнату оказалась приоткрытой. Щель выглядела достаточной, чтобы неизвестный ночной гость ловко выскользнул в коридор незамеченным. Вероятно, его уход и разбудил Лизу.

Девушка сунула ноги в мягкие ночные туфли и, как была в одной ночной сорочке, бросилась к двери, дабы резко распахнуть её и выглянуть наружу.

Но, разумеется, коридор оказался пуст, тих и сумрачен. Лампа в её комнатке служила единственным источником света. Ни души в сей поздний час. И ни звука. Будто в могиле.

Лиза неуютно поёжилась.

Ей почудился холодный сквозняк, пробежавший по коридору. Волглый ветерок прикоснулся к голым ногам. С Невы потянуло сыростью. Совсем как осенью, а вовсе не в начале июня.

Стоило не испытывать судьбу и возвратиться в спальню. Закрыть дверь плотнее и подпереть изнутри стулом, сожалея о том, что девушкам не разрешается запирать спальни на ключ. А после перепроверить вещи, дабы убедиться, что новых обысков у неё никто не устраивал. И затем лечь спать в надежде, что ей не привидится очередной кошмар. В ожидании рассвета, когда холодное солнце снова расплескает свой свет на златые маковки петербургских соборов. Подобное решение казалось логичным. Подходящим для кроткой и благовоспитанной девицы, уповающей на Божью милость и людские законы.

Внезапный порыв заставил Елизавету Бельскую осознать, что она вовсе не такова. На чью-либо милость она не рассчитывала, да и кротости ей явно недоставало. Просто потому, что она не желала завершить свои однообразные дни так же, как Оленька и Танюша.

Лиза даже шаль на плечи не набросила. Лишь прикрыла дверь в свою спальню так, чтобы включённую лампу было не заметить из коридора, а затем пошла вдоль стены, ступая невесомо и тихо.

Она вслушивалась в каждый шорох. В любой звук за закрытыми дверьми иных спален, где в эту минуту мог скрываться неизвестный злоумышленник, посмевший вновь заявиться в её девичью спальню.

Неприемлемое шестое чувство влекло Елизавету дальше.

Кто-то громко храпел раскатистыми, объёмными переливами. Кто-то надрывно покашлял во сне. Ничего более. Единственными подозрительными звуками казались редкие поскрипывания половиц под её собственными ногами.

Наконец, Лиза покинула жилое крыло и очутилась на широкой лестнице. Ей стоило возвратиться. Она понимала, что может попасться кому-то из дежурных сторожей. Одноклассницы упоминали, что теперь институт патрулируют столь тщательно, будто это тюрьма. Бельская бы и возвратилась, если бы не услышала отдалённые голоса со стороны учебных классов.

Женщина ругала мужчину. Мужчина ворчал и оправдывался.

Лиза узнала обоих.

Поначалу она испугалась. Так, что по спине пробежали холодные мурашки, а ноги онемели. Но затем девушка приняла твёрдое решение, что желает выяснить, о чём именно они спорят. Даже если попадётся во время обхода, она всегда оправдается тем, что мучилась от ночного кошмара и направлялась за успокоительными каплями в лазарет.

Лиза пошла на голоса и ничуть не удивилась, когда вновь очутилась подле приоткрытой двери кабинета химии, где в столь поздний час горел свет. Кажется, одна или две лампы были включены в дальнем его конце на учительском столе.

Девушка встала так, чтобы нельзя было заметить даже её тень, и прислушалась, затаив дыхание.

– Не знаю. Ровно ничего не знаю, – сердито твердил мужчина. – Он меня уверял, что лично получил дозволение от Елены Александровны находиться в стенах института.

– И вы поверили? – женщина фыркнула. – Удивительная наивность с вашей стороны, Пётр Семёнович. Легкомыслие, которого я за вами не припоминаю вовсе.

– Ничего возмутительного или же излишне подробного я всё равно ему не сказал. То же, что и всем прочим. Будьте спокойны.

– Как я могу быть спокойна, если вы из-за собственных расстроенных чувств готовы доказывать свою невиновность каждому встречному. Мы-то знаем, что вы непричастны к случившемуся ни случайно, ни, Господи спаси,