с мячом. Я невольно остановился и заглянул туда. Мне всегда претила излишняя, маниакальная подозрительность, я презирал себя, когда мне начинали повсюду мерещиться чьи-то преступные заговоры и экзотические способы убийства. Но сейчас я не мог избавиться от мысли, что кто-то преднамеренно спустил фургон на меня.

– Ну что ты остановился? – спросила Ирина. – Неужели ты думаешь, что это сделал тот мальчишка?

В ее голосе опять угадывалась насмешка, как в ту ночь, когда мы возвращались из Севастополя, и Ирина обронила: "Успокойся, не дрожи! Твоей жизни ничто не угрожает…" Мы перестали понимать друг друга, потому как Ирина полагалась на факты и личные наблюдения, а я – на интуицию… Я обернулся, с тревогой посмотрел на сырые подъезды и подворотни, откуда сквозил сырой затхлый ветерок. Чувство опасности усиливалось, оно будто накручивало в моей груди какую-то пружину.

– Жаль шампанского, – сказала Ирина. Она уже переключилась на предстоящий ужин с видеоклипом. – По пути к тебе еще будут продуктовые магазины? Раз не повезло с креветками, я предлагаю взять свиных ребрышек. Я приготовлю развратное, совсем не полезное для здоровья, но зато безумно вкусное блюдо!

Ребрышки? Представляю, как бы затрещали наши ребрышки под колесами фургона… Но это только начало. Немного фантазии и сноровки, и улицы, дворы и скверы города можно превратить в изощренные орудия казни. Человек хрупок, убить его совсем легко, особенно, когда он беззаботен, легкомыслен и похож на говорящую куклу…

В моем кармане зазвонил телефон. Дисплей, запрограммированный на вежливость, извинился передо мной: "К сожалению, номер абонента не определен". Я поднес трубку к уху.

– Слушаю!

Молчание, шорох, частое дыхание. И – конец связи. Кто-то проверил мою способность реагировать на телефонный звонок? Я затолкал трубку в карман, едва сдержавшись, чтобы не швырнуть ее в стену дома.

– Кирилл! Ау! Ты о чем думаешь? Кто звонил?

Ирина, преградив мне путь, щелкала пальцами перед моим лицом.

– Ошиблись номером, – ответил я, взял Ирину за руку и потянул на середину улицы. Под балконами стоять было опасно – мало ли кому захочется скинуть нам на головы цветочный горшок.

– Да что с тобой? – воскликнула Ирина, вскидывая тонкие бровки.

– Я передумал, – сказал я. – Мы не пойдем ко мне.

– Почему? – с легким недоумением спросила Ирина, пытаясь поймать мой взгляд, но я смотрел на окна и подъезды домов, которые обступили нас.

– Нет настроения. В другой раз.

– Нет настроения, – кивнула Ирина. Теперь в ее глазах выкристаллизовывался холод недоверия и ревности. – Ты не беспокойся, я не буду напрашиваться. Только досадно, что у тебя случаются вот такие накладки. Извини, что я тебе помешала.

Она думала, что мне звонила женщина. Я смотрел через ее плечо на мужчину в белой рубашке, который поставил ногу на бордюр тротуара и уж слишком старательно и неторопливо завязывал шнурок. Пауза затянулась. Джинсы у мужчины слишком узкие, чтобы в них можно было спрятать пистолет. И все же… Я тряхнул головой. Наваждение! Но я ничего не могу с собой поделать. Чувство тревоги зародилось где-то внутри меня, под желудком, и разбухает, растет, ноет все сильнее.

– Ты хотя бы проводишь меня домой? – спросила Ирина.

Глупая девчонка. Как она не понимает, что ей опасно находиться рядом со мной! Это все равно, что собирать чернику на полигоне рядом с фанерной мишенью танка. На наблюдательной вышке уже поднят красный флаг, и руководитель стрельб дал отмашку, и артиллерийские расчеты побежали к своим орудиям…

– Не могу, – через силу ответил я. – Спустись вниз и на бульваре поймай такси.

– Спасибо, – ответила Ирина после паузы. – Ты очень мил… Извини, я, должно быть, увлеклась и заняла слишком много твоего внимания…

Она вымученно улыбнулась, прильнула ко мне и поцеловала в щеку. Я даже не пытался понять смысла ее слов. Мужчина в белой рубашке поменял ногу и снова склонился над ботинком. Цокая туфлями, Ирина спускалась по улочке. Она шла быстро, уменьшаясь в размерах, а город вокруг нее становился шире, объемнее… Как часто бывало, на меня вдруг нахлынуло чувство жалости к Ирине. Она очень одинока, и это одиночество можно было сейчас увидеть. Одна в большом враждебном городе. Одна, и никого рядом…

Мужчина, наконец, разобрался со шнурками и неторопливо пошел в мою сторону. Я дождался, когда он поравняется со мной.

– По этой улице я выйду к спортивной базе "Орион"?

Я молчал, не восприняв вопроса. Оружия у него нет. Да и не стал бы он ни о чем спрашивать, если бы намеревался отправить меня на тот свет… У меня шизофрения, отягченная манией преследования. Выход один – лечиться или всецело положиться на Ирину.

– Извините, – скривив губы, произнес мужчина и пошел прочь намного быстрее, чем приближался ко мне.

Я шел посреди улицы, пиная жестяную банку из-под пива. Смотрите на меня! Вот он я! Высокий, загорелый, шумный. Я подобен железнодорожному составу, который мчится по пустыне. Не заметить меня невозможно. Кому я нужен? Ну же! Скорей!

Я комбайном собирал внимание людей. Но проходила минута за минутой, но меня не сбивала машина, не ударял в голову цветочный горшок, я не проваливался в канализационный люк и не падал, сраженный автоматной очередью.

Дойдя до ворот спортивной базы "Орион" я позвонил Ирине.

– Ты как?

– Спасибо, уже еду в такси. Ты очень заботлив, я тебе искренне благодарна.

Мне еще предстоит зайти в подъезд и подняться на свой этаж. Сейчас самое удобное время. Полуденная жара еще не спала, и живые камеры наблюдения – вечные старушки – пока не воссели на лавочки у подъезда. Никто не заметит, как незнакомец зашел, как вышел, как выкинул в мусорный бак завернутый в бумагу пистолет… Давай, давай, шизофреник, развивай тему! Я зашел в свой двор. У подъезда старушек не было, зато на горячем асфальте повсюду были раскиданы коты. Переступая через них, я подумал, что чужого человека эти рыже-черно-белые зверьки наверняка бы испугались. На свой этаж я поднялся на лифте. Вышел в коридор, где стоял едкий запах недавнего ремонта, и сразу понял, что ОН здесь был.

Мне трудно было объяснить самому себе, почему я так решил. Может, я уловил легкий аромат одеколона, каким никогда