о водке и думаешь! – проворчала тетя Вера, отправляясь в обратный путь. – Это сколько ты за всю жизнь выпил, если сложить? Цистерну, должно быть.

– Нет, теть Вер, цистерны еще не будет, – весело ответил Палыч, закашлялся и подморгнул мне.

Меня так и подмывало позвонить Ирине домой и убедиться, что ее там нет. Но все-таки не решился. Я не стал разрушать эту хлипкую версию и лишать тем самым себя веры в лучшее. Так и уснул, мысленно убеждая себя в том, что свет вырубила Ирина, дабы испортить мне романтический вечер с таинственной незнакомкой.

Но, положа руку на сердце, Ирина никогда бы не опустилась до такой глупой мести.

Глава одиннадцатая. Я слабоумный парень

Обида смертельная! Как я и предполагал, Ирина на пляж не пришла.

– Я неважно себя чувствую, – сказала она, когда я ей позвонил и поинтересовался, в чем причина бунта. – Наверное, простыла вчера вечером.

– Выздоравливай! – не слишком искренне пожелал я. – Днем я привезу тебе калорийных и легкоусвояемых гостинцев. Чао!

Лукавство Ирины реанимировало во мне хлипкую веру в то, что вчера вечером на моей лестничной площадке хулиганила именно моя подруга. Я мысленно составил список всех подобных недоумений, обвалившихся на меня в последние дни, и по одному вычеркивал их. Поговорив с Ириной, я вычеркнул недоумение, озаглавленное как "Романтический вечер при свечах". Следующим на очереди стояло недоумение под кодовым названием "Неуловимый Макс". Коль пляжный сезон для меня скоропостижно закончился, я немедленно приступил к работе.

Если в спальный корпус дома отдыха "Изумруд" можно было зайти в одних плавках, то в административный – обязательно в брюках, рубашке и галстуке. Когда я появился в приемной, секретарша в застегнутом наглухо сером платье едва не свалилась под стол.

– В таком виде нельзя сюда заходить! – шипя, словно компрессор, произнесла она. – Директор запрещает! Немедленно выйдите!

Наши точки зрения по вопросу внешнего вида категорически не совпадали. Я считал, что малиновые легкоатлетические трусы и пропотевшая насквозь майка с надписью "I`m daft guy" ("Я слабоумный парень") смотрятся достойно и вполне целомудренно.

– К сожалению, другого вида у меня нет, – ответил я, поглядывая на дверь с табличкой "Помощник по культмассовой работе".

– Директор категорически запрещает появляться здесь в пляжной одежде! – столбенея от моего цинизма, распалялась секретарша. Она выскочила из-за стола и преградила мне путь. Я окинул взглядом ее платье, которое не только было застегнуто наглухо, так еще и доставало до пола.

– Дело в том, что мои смокинг, туфли, запонки, бабочку, черную шляпу и лайкровые перчатки украли на пляже, когда я купался в море, – бессовестно клялся я, чуть прибавляя громкость в наушниках плеера – началась моя любимая песня "Power to the people" в исполнении Джона Леннона.

– Украли? – захлопала глазами секретарша и развела руками, собираясь сказать, что ничем помочь мне не может, но я ее перебил:

– Поэтому я хочу обратиться с просьбой к помощнику по культмассовой работе.

– А при чем здесь он?

– Он друг частного сыщика Кирилла Вацуры! – пояснил я, вскидывая палец вверх и вероломно направляясь к кабинету Макса. – А этому непризнанному гению ничего не стоит разыскать воришку!

Секретарша двигалась параллельно со мной приставным шагом.

– Но Максим Анатольевич еще не приходил!

Я ей не поверил, уж больно хлопала она глазками, приоткрыл дверь, заглянул в кабинет и, качая головой, упрекнул женщину:

– А говорите, что его нет!

Зашел внутрь и плотно закрыл за собой дверь.

Макса в кабинете, в самом деле, не было. Я подошел к окну, сдвинул полоску жалюзи и посмотрел на заросший самшитовыми кустами двор. Затем пробежал взглядом по стенам, на которых висели фотографии в рамках. Это были портреты эстрадных артистов с автографами, причем на многих снимках лучезарное сияние звезды озаряло и счастливую физиономию Макса. Стол помощника по культмассовой работе был завален бумагами, из пластикового стаканчика торчали обгрызенные карандаши со сломанными грифелями, протекшие шариковые ручки и засохшие фломастеры без колпачков. Компьютер допотопной модели был покрыт слоем пыли, а стекло монитора казалось рябым от жирных отпечатков пальцев.

Я сел на стул и едва успел схватиться руками за стол, иначе бы неминуемо свалился на пол. У стула, оказывается, была сломана спинка, и на нее нельзя было опираться. Я осторожно водрузил локти на стол, проверяя, не поломается ли столешница под моей тяжестью. Ничего, выдержала. Беспорядок на столе вполне соответствовал состоянию мыслей в голове Макса. Невероятные идеи рождались и столь же быстро умирали, он брался за сто дел сразу, а выполнял сто первое, состоящее из частей пятьдесят третьего и двадцать второго. Решая служебные проблемы, Макс попутно крутил романы с отдыхающими барышнями, которые, как правило, были едва ли не вдвое старше его, и писал стихи, которые много лет кряду тщетно пытался опубликовать в "Приморском бульваре"… Я просмотрел несколько бумаг, покрытых коричневыми кольцами, видимо, следами от кофейной чашки. Договор трехгодичной давности с группой "Кости". Наполовину заполненная квитанция на уплату дорожного налога. Набросок стихотворения, которое начиналось словами: "Девочка румяная моя! Хоть неуклюж я, как медведь, Но под мелодию дождя Мне хочется тебя раздеть…" Последнее слово было зачеркнуто и исправлено на "огреть"… Потом я нашел новогоднюю открытку с отпечатком бутерброда, еще несколько старых договоров о выступлении в летнем театре каких-то неизвестных мне артистов, и активированную Интернет-карту, уголок которой был обрезан таким образом, чтобы было удобно ковыряться в зубах.

Одно затхлое старье! Я не мог найти ни одного предмета, который говорил бы о делах Макса последних двух-трех дней. Я глянул на пол. По логике вещей, он должен быть замурован под слоем грязи, семечковой шелухи и пивных пробок. Ничего подобного! Паркетный пол был идеально чист и надраен свежей мастикой. Ухоженным и чистым выглядел и подоконник, а цветы в горшках были политы как минимум сегодня утром. Этот штрих, безусловно, дополнял противоречивый образ Макса, но как его расшифровать?

Я прошелся по кабинету, рассматривая все, на что еще не обратил внимания. Все понятно. Каждый день здесь добросовестно трудится уборщица. Но ей позволено наводить порядок всюду, за исключением святая святых – рабочего стола Макса. Главный назидатель культуры дома отдыха был убежден, что порядок