– Думала, вы не любите людей, – возвращаю зад на место, но голову поднять не решаюсь.

– Хах, с чего вдруг мне их не любить? – старик садится рядом и начинает курить.

– Не знаю, но мне кажется, долгие годы в подобном месте не могут пройти бесследно. Почему вы здесь оказались? – сама не знаю, какого черта мой язык сплетал такие предложения и вопросы, но он это делал быстрее, чем мозг успевал их обработать.

Вожу кончиком кроссовка по мокрой каше из грязи тюремного двора. Слышу, как жадно мой собеседник втягивает в себя дым. Хорошо, что он сел справа от меня, и уцелевшим глазом я могу контролировать каждое его движение. Не то чтобы я боялась умереть от его рук, но что-то пугающее в этом старике присутствовало.

– Порубил жену с любовником на кусочки.

Меня передергивает. Дедуля сообщает о подобном спокойно и равнодушно, а затем с наслаждением выпускает дым. Сдержаться от желания взглянуть в глаза того, кто легко и просто сообщает постороннему человеку об ужасном факте собственной биографии, просто не реально. Поворачиваю голову в его сторону: на лице старика умиротворение и покой, в глазах пустота.

У меня непроизвольно отвисает челюсть и округляются глаза, но если рта под повязкой не видно, скорее всего, мои полтора глаза, выскочившие из орбит, старик заприметил, хотя даже не взглянул на меня.

– Удивил? – насмешка. – Можешь не отвечать. Знаю, что удивил.

Он так уверен в произведенном на меня эффекте, что ясно – моя реакция для него не нова, и он вряд ли смотрел в мои глаза, просто знал, что я шокирована.

Старик снова затягивается и, опрокинув голову назад, прикрывает глаза.

Дальше происходит следующее – встретились два одиночества.

– Хочешь, удивлю еще сильнее? – Снова на лицо старика скользнула ухмылка. – Я ничуть не жалею о содеянном. Двадцать пять лет, которые я провел в этих стенах под замком, не самое худшее, что могло бы случиться со мной в этом мире. Крыша над головой, кормежка, никаких забот о завтрашнем дне, расписание на который за тебя предусмотрело государство.

Старик посмеивается вперемешку с кашлем, но не выпускает из рук сигарету.

– Все стоило того, чтобы наказать эту дрянь за предательство. Знаешь, деточка… – пугающие глаза смотрят прямо мне в лицо, и я рефлекторно опускаю голову вниз. – Да ладно тебе, я не кусаюсь. Но если не хочешь, можешь не смотреть на меня, просто запомни: предательство – самое страшное, что может произойти с человеком. Можно простить в этом мире и этому миру многое, только не предательство. Люди способны открыть свою душу себе подобным в очень редких случаях, я имею в виду так, чтоб без остатка. Нам сложно довериться, показать свою истинную наружность, нам всегда кажется, что мы останемся непонятыми, а еще хуже – смешными. И когда случается так, что человек, которому в какой-то момент жизни ты доверил всего себя, насрал тебе в нутро и не поленился растереть…

Может, мне показалось, но когда я решилась снова поднять голову, я заметила в глазах старика стоявшие слезы, ни одна из которых так и не сорвалась.

– Мои родители эмигрировали в Америку много лет назад, а я, ради НЕЕ и НАШЕГО совместного будущего, остался здесь. Мы были полностью счастливы в нашей говенной стране, довольствуясь тем, что имели: коммуналку и надежды на светлое будущее. Но ведь дело было не в этом. Мы просто любили. Хах… смешно. Судьба-матушка поиграла с нами на славу, но я на нее не в обиде. Нет никакой судьбы, мы сами делаем свой выбор. И ОНА его сделала. Да и я…

С каждым словом дедули мое сердце все больше сжимается, а вместо страха в мою душу пробираются боль и сожаление.

Я продолжаю рассматривать землю под ногами, но мой мозг исправно фиксирует каждую реплику.

Рядом с моими ногами падает окурок, и старик сразу же тащит в рот следующую сигарету.

– Сначала мы похоронили нашего первенца. Девочка родилась мертвой. Через два года у нас родился мальчишка, который радовал нас целых три дня. Мы похоронили его рядом с сестренкой. Через пару недель ЕЙ удалили матку. Я знал, что отцом мне не стать, но меня это не пугало. В конце концов, у меня была ОНА, а больше для счастья мне ничего не нужно было. Я не представлял свою старость рядом с другой женщиной, пусть и в окружении собственного потомства. После всего пережитого наш брак просуществовал еще десять, как по мне не таких уж и плохих, лет. А потом был тот день…

Старик нервно посмеивается.

– Деточка, всегда и всех предупреждай о своем появлении. Иногда люди слишком полагаются на привычный расклад вещей и даже не рассматривают фактор непредвиденных обстоятельств. Я всего-то вернулся домой на пару часов раньше. – У меня в голове тут же возник отец с незнакомой грудастой блондинкой в нашей гостиной. – Я бы не сделал того, что сделал, если б не любил ЕЕ по-настоящему. А знаешь, почему я не оставил ни ЕЙ, ни ЕМУ шансов, хотя они просили?

Я, чуть дыша, кручу головой. Старик снова ухмыляется.

– Она знала, что ради нее я готов на все. Что за НЕЕ я в огонь и в воду. Что ради НЕЕ я согласен совершить все семь смертных грехов не по одному разу, если понадобится. Ради того, чтобы видеть улыбку на ЕЕ лице и слышать до конца дней своих ЕЕ смех и ЕЕ «люблю», я готов был горы свернуть… Но, наверное, ЕЙ не это было нужно. Прежде чем войти в НАШУ спальню, я полчаса стоял под дверью и слушал, как она стонала и выдыхала «люблю тебя» неизвестному мужику. Я ведь никогда не скупился на свое «люблю». Она знала, что я принадлежу ей, но… А ОН поплатился за то, что позарился на чужую женщину. Она была МОЕЙ с тех самых пор, как подарила мне свою невинность.

Не стесняясь, глазею на изучающего серое плачущее небо старика.

– Я полностью признал свою вину и никогда не пытался себя оправдать. Срок в двадцать пять лет меня нисколько не испугал – без НЕЕ мне все равно не было жизни по ту сторону. Но я не мог иначе. Поверни время вспять – поступил бы так же. Эта женщина не имела морального права так со мной поступать. Никто в целом мире не имеет права ТАК поступать. Мы не звери, мы – люди, которым господь даровал язык и речь. У нас всегда есть шанс, возможность, право на разговор. Многое можно разрешить словами. Я не идиот, я бы все понял и попробовал построить жизнь без НЕЕ, если б она об этом попросила. А если после стольких лет совместной жизни, за которые мы разделили надвое так много радости и еще больше горя, она даже не удосужилась признаться в своих чувствах и потребностях, будто я чужой, безразличный, глупый, посторонний человек…

Слушаю старика и мысленно провожу параллель с собственной жизнью, поражаясь тому, насколько мы с ним похожи по духу. Его внутренний мир мне бесконечно близок, несмотря на то, что мне четырнадцать, а ему… может, семьдесят-восемьдесят. Я видела, я ощущала его боль, хотя внешне он был непробиваем и даже равнодушен, но я знала – это не так. Уверена, он не страдает гипермнезией, но до мелочей помнит ТОТ день, что делает нас чертовски похожими. У каждого из нас есть собственный день, который поделил жизнь на «до» и «после».