Однако Леонардо придал этим двум персонажам совершенно новые позы: это две разновозрастные фигуры, две противоположности. «Я говорю также, что в исторических сюжетах следует смешивать по соседству прямые противоположности, – утверждает художник, – чтобы в сопоставлении усилить одно другим, и тем больше, чем они будут ближе, то есть безобразный по соседству с прекрасным, большой – с малым, старый – с молодым, сильный – со слабым»[51]. Кажется, что старик глубоко задумался над происходящим на картине, в то время как юноша отвел взгляд от Мадонны с младенцем, возможно, потому, что он не в силах вынести столь сильное выражение материнской любви – в точности как сам живописец.

«В исторических сюжетах следует смешивать по соседству прямые противоположности, чтобы в сопоставлении усилить одно другим».

В верхней части картины художник поместил настоящий ребус. Всадник рискует быть выбитым из седла, двое других жестоко сражаются, группа работников проворно поднимается и спускается по длинной лестнице, перенося материалы для восстановления лежащего в руинах дворца. Да Винчи уделил большое внимание этой сцене: в его записках осталось много набросков, предшествовавших работе над картиной. Однако ни один из них не помогает понять, что на самом деле происходит позади Иисуса и Марии. Там нет ни следа кортежа волхвов, столь дорогого сердцу его коллег. Это нечто большее, чем эпизод из повседневной жизни, мы теряемся в догадках, не зная, откуда начать. Возможно, это просто изображение хаоса и безумия, охвативших людей, которых теперь может спасти только встреча с Иисусом. Может быть, это рассказ о соперничестве между волхвами, которые, как кажется, враждовали между собой, пока не встретились на дороге, ведущей в Вифлеем.

Его заказчики никогда не могут чувствовать себя спокойно: до самого конца нельзя точно знать, что выйдет из-под его кисти.

До тех пор, пока не обнаружится неопубликованный документ или текст Леонардо, эта работа останется загадкой. Но, по крайней мере, мы можем попытаться понять, как художник выстраивал композицию в своих шедеврах. Он делает попытки, нагромождает фигуры одну поверх другой, изменяет замысел, дополняя его новыми образами. Он проводит месяц за месяцем, штудируя на бумаге изображения персонажей и сцены, и не принимается за картину, пока не добьется желаемого результата. Его терзает беспокойство, подвергающее постоянному риску конечный результат. Его заказчики никогда не могут чувствовать себя спокойно: до самого конца нельзя точно знать, что выйдет из-под его кисти.

Такие условия тем более было трудно принять монахам из Сан-Донато. Эта работа также осталась в набросках. Еще один проект пошел насмарку, как почти все, начатое им во Флоренции. Город оказался не слишком щедрым по отношению к молодому художнику, которому было суждено перенести последнее оскорбление именно в то время, когда он работал над «Поклонением волхвов».

Нет худа без добра

В октябре 1481 года близкие коллеги Леонардо получили самый престижный из всех заказов, какие только Италия могла предложить художнику в тот момент: Лоренцо Медичи, любивший использовать флорентийских художников для своих дипломатических целей, ответил на просьбу папы Сикста IV и послал в Рим Перуджино, Козимо Росселли, Луку Синьорелли, Гирландайо и Боттичелли. Это были звезды новой живописи, почти все художники, вышедшие из мастерской Верроккьо, и они должны были расписать стены новой папской капеллы, знаменитой Сикстинской капеллы. Лоренцо Великолепный воспользовался этим случаем для того, чтобы восстановить отношения с папой, испортившиеся после трагической истории, связанной с заговором Пацци, а также расширить влияние изысканного вкуса своего двора. Так флорентийское Возрождение начало распространяться в остальной Италии. Выбор имен вызывает подозрение, что Лоренцо пригласил только тех художников, которые входили в его интеллектуальный кружок, в котором Леонардо всегда чувствовал себя чужим. Вот почему в этом случае Лоренцо Великолепный не обратился к Леонардо. Видя, как его товарищи по мастерской были вознаграждены столь почетным заказом, да Винчи не мог не почувствовать горького разочарования. Тем не менее этого следовало ожидать: Леонардо был слишком непредсказуем и дерзок в своих работах, а Лоренцо вовсе не хотел рисковать и вызвать недовольство папы в том случае, если художник напишет слишком смелую картину или не уложится в отведенные сроки.

Однако, возможно, дело было совсем в другом. Может быть, да Винчи упустил возможность расписать Сикстинскую капеллу не только из-за своей оригинальности.

За несколько лет до того, в 1476 году, Леонардо было предъявлено позорное обвинение в содомии. Анонимный доносчик обвинил его и других молодых людей в совершении развратных действий, в которые они вовлекли Джакопо Сальтарелли, юношу, которому исполнилось всего шестнадцать лет. Джакопо работал натурщиком в нескольких мастерских, однако, кажется, его услуги не ограничивались лишь одним позированием. Согласно обвинению, да Винчи и некоторые из его друзей воспользовались его услугами в нерабочее время… Во Флоренции того времени гомосексуализм был широко распространен, и к нему относились очень терпимо: немцы прямо называли геев Florenzer (флорентийцами). Очень суровое наказание, предусмотренное за содомию, применялось крайне редко: кастрация для взрослых и ампутация одной ноги или руки для более юных. На самом деле судья не поверил обвинению, поскольку не удалось найти никаких конкретных доказательств преступления, и вынес всем оправдательный приговор. Возможно, к вердикту приложил руку сер Пьеро, который не захотел, чтобы на его репутацию упала тень из-за вины его незаконного развратного сына. Художник, должно быть, натерпелся страха: в те годы он разрабатывал проект курьезного «инструмента для отпирания тюрьмы изнутри». На его счастье, таковой ему никогда не понадобился, однако он так и не сумел избавиться от тени, брошенной на его имя. Лоренцо, пригласивший живописцев в свою дипломатическую миссию, не мог допустить, чтобы папа, в особенности такой святоша и ханжа, как Сикст IV, увидел в ватиканских стенах подозреваемого в содомии. Предусмотрительность подсказывала ему повременить с этим художником, остававшимся в распоряжении флорентийского двора.

Случай применить талант Леонардо не замедлил представиться, хотя обстоятельства оказались совсем иными по сравнению с тем, что он ожидал. Судьба припасла для него еще один сюрприз, на первый взгляд казавшийся оскорблением, но на самом деле впервые предоставивший ему настоящую, большую возможность.

Глава 5

Доступен всему

Проводив своих коллег в Рим, Леонардо остался практически один во Флоренции. Любой мог бы счесть это удачей: поле освободилось от возможных соперников, удачный случай, чтобы дать толчок карьере, которая по-настоящему еще и не начиналась. Как раз в этот момент судьба застала его врасплох. Он также оказался в круговороте художников, поэтов и интеллектуалов, которых Лоренцо Медичи любил преподносить «в дар» своим союзникам. На сей раз настал его черед, однако он